Марафон длиной в неделю

Небо на востоке посветлело, на дереве шевельнулась какая-то птаха, подала голос и умолкла, как бы устыдясь своей поспешности. Толкунов подумал, что через полчаса совсем рассветет. Он вышел из беседки и решил осмотреть сарай и гараж. Постоял под гаражом, ощупал замочную скважину и даже заглянул в нее, как будто мог что-то увидеть, обогнул кирпичный сарай, крытый черепицей. Все это строилось на долгие годы, все было в образцовом порядке, только дорожка, ведущая к сараю, давно не подметалась, ветер нанес на нее прошлогодние листья и жухлую траву.

Толкунов увидел на фронтоне сарая маленькую дверь. Туда можно было добраться по деревянной лестнице, приставленной поблизости к стене. Капитан передвинул ее, быстро поднялся к двери, но она оказалась заперта, и Толкунов спустился на землю. Вдруг вспомнил об открытом окне на втором этаже дома — Бобренок говорил, что там библиотека, прикинул, достанет ли до него лестница: вероятно, слишком короткая, однако можно дотянуться до подоконника и проникнуть в помещение.

Но зачем?

Толкунов возвратился к беседке, пробрался за кустами поближе к дому. Внимательно осмотрел газон под открытым окном, не увидел ничего, кроме жухлой листвы, и снова прикинул расстояние до второго этажа. Да, с помощью лестницы можно неслышно забраться в дом, осмотреть все снова, не спеша. Теперь старый слуга уверен, что советские офицеры уехали, успокоился, может, и удастся что-то обнаружить...

Толкунов проскользнул еще ближе к дому, постоял под открытым окном и совсем уже решил отправиться к Бобренку, чтобы вместе осуществить задуманное, но вдруг взгляд капитана зацепился за что-то на газоне, какая-то белая точка среди желтой листвы, никто не обратил бы на нее внимания, обрывок бумаги или окурок: что в них подозрительного? Однако капитан настороженно огляделся, покосился на открытое окно — тихо поскрипывали рамы, именно это успокоило Толкунова, и он, пригнувшись, добрался до белой точки и склонился над нею.

Действительно, обычный окурок. Половина недокуренной сигареты, небось дорогой — с золотистым фирменным знаком. Толкунов понюхал сигарету, ощутив терпкий аромат перегоревшего табака, подержал окурок на ладони, осторожно зажал пальцами, чтоб не измять, и, снова зорко оглядевшись, направился к Бобренку.

Майор лежал на дне неглубокой канавы, подмостив под себя листья и подняв воротник шинели. Ничего не спросил у Толкунова, лишь сел и поправил фуражку. Капитан опустился подле него на колени, показал лежащий на ладони окурок.

— Нашел там, на газоне, — сообщил он таким тоном, словно ему удалось откопать клад.

— Ну и что? — не сообразил Бобренок.

— Под открытым окном. А ты говорил: в библиотеке пахло табаком...

Бобренок недоуменно пожал плечами.

Толкунов рассердился:

— Разве не видишь: совсем свежий. А камердинер, ты же утверждал, не курит. Выходит, в доме кто-то все-таки прячется...

Бобренок понюхал остатки сигареты.

— Почему считаешь, что свежий? — спросил он.

— Вчера, помнишь, прошел дождь. Днем, перед тем, как мы взяли эсэсовцев и приехали сюда. Кратковременный, всего минут десять, но сильный. А сигарета, глянь, не намокла. Значит, ее бросили после дождя, когда газон уже подсох. То есть вечером или перед самым вечером.

— Кто-то шатался под домом и бросил.

— Может, и так. Но посмотри, сигарета какая. Я таких не видел. Золотом написано...

Бобренок поднес окурок к самым глазам. Совсем уже рассвело, увидел золотистые буквы, запекшуюся слюну на тонкой бумаге.

— Ты прав, — ответил он рассудительно. — Вряд ли местные жители курят такие. Значит, кто-то прячется в доме... Но ведь мы осмотрели все...

— И на чердаке?

— Нет.

— Ну вот, — с укоризной заметил Толкунов. — Еще надо обстучать стены, не может быть, чтобы под таким домом не было подвала.

— А пока мы будем обстукивать, они уничтожат документы «Цеппелина»...

— Да, их следует взять внезапно.

— Наверно, не выйдет. — Бобренок задумался и сказал: — Не знаю, что и делать...

— Если тут кто-то прячется, а я в этом теперь убежден, — заверил Толкунов, подбросив на ладони окурок, — обязательно как-нибудь выдадут себя. Не могут целый день сидеть в подвале или на чердаке. Тем более что вчера их напугали. Боятся, что в любую минуту мы можем возвратиться, и постараются удрать. Тут мы их и возьмем.

— Согласен, — решил Бобренок. — Только вот что... Машину следует спрятать, может, кто-либо будет идти к усадьбе, увидит и предупредит о засаде.

— Но ведь мы не впустим.

— Нет, почему же, пусть идут. А станут выходить, возьмем. Туда же — милости просим.

— Пожалуй... — согласился Толкунов.

Бобренок засвистел дроздом, и Мохнюк отозвался сразу. Он вынырнул из кустов так, что не шелохнулась ни одна ветка. Толкунов довольно улыбнулся.

— Будут люди... — только и сказал.

Он остался в засаде, а Бобренок с Мохнюком направились к «виллису». Вместе с Виктором, не включая двигателя, закатили машину в небольшую ложбинку с высокими кустами. Бобренок отошел немного и придирчиво осмотрел подходы к усадьбе. Машину теперь можно было увидеть, разве что натолкнувшись на нее.