Марафон нежеланий

Последний текст был моим. Я постаралась писать без кружевных предложений и многословных прилагательных. Хемингуэй бы одобрил.

– Остались Роза и Антон.

– Антон!

– Антон, конечно же!

Со всех сторон кричали ребята. Никто даже не подумал, что это мой текст! Значит, я единственная справилась с задачей. Изменила свой стиль до неузнаваемости. Я уже хотела победно улыбнуться, но тут вспомнила про первый текст. Текст Антона. А он в это время уже кивал, что да, это я, не получилось замаскироваться.

– Роза? Значит, это ты написала про… Твой текст был первым?

– Нет, у меня был другой текст… – Я была так зла на Антона, что хотелось сохранить его тайну, только чтобы узнать ее первой во всех подробностях, а уже потом сделать ему больно, рассказав остальным.

– Какой «другой»? Мы все прочитали.

– Может быть, он… потерялся?

– Вас – восемь, текстов – восемь. Может быть, это ты потерялась? Забыла, где находишься? – Адам говорил это так резко, так жестко, что я ощущала его слова, как руки, сжимающие горло.

– Нет, правда, это не я писала. – Я посмотрела ему в глаза.

В них была не просто древняя чернота, как мне казалось раньше, а безжалостная черная дыра, которая поглощает все трепыхающиеся чувственные импульсы. И я разрыдалась. От того, что меня так легко посчитали обманщицей, что никто ни слова не сказал в защиту, а Антон ни на секунду не поменял безразличное выражение лица.

– У тебя был выбор, ты могла сказать раньше. Пойдем, – Адам взял меня за локоть, грубо и очень крепко.

Я, шмыгая носом, засеменила за ним. Отпираться дальше – это показать себя еще более жалкой. Чем дальше мы отходили, тем сильнее он сжимал мой локоть. В какой-то момент я промычала, что больно.

Адам прошипел:

– Представь, что твоя мамочка тащит тебя куда-нибудь. Что ты кому-то нужна.

Он подождал, когда я спущусь по веревочной лестнице вниз, потом подтянул ее и на прощание сказал:

– Я скоро вернусь, и ты все мне расскажешь.

До выхода было не слишком высоко, примерно три метра – при желании можно выбраться, цепляясь за камни. При желании. А у меня его не было, потому что некуда было идти.

Время от времени мне казалось, что в пещере кто-то ползает. Но стоило мне навострить слух, как шум прекращался. Сначала я думала, что Антон все расскажет и Адам вернется минут через двадцать. Потом, когда поняла, что Антону совершенно не совестно от того, что я ночую здесь из-за него, я решила сама рассказать правду Адаму.

Я сложила в голове красивое объяснение своей растерянности, на одной из фраз у меня слезились глаза, наверное, я бы даже всплакнула, когда рассказывала. Но единственное, чего я не могла объяснить себе, – это почему же я прикрыла Антона.

Мне казалось, я слышала крики сверху, но потом о камни разбивалась очередная волна, и все как будто бы замолкало. Я представляла, как это кричат ребята, защищая меня, доказывая, что почерк не мой. Хотя ведь нам всем сказали писать это задание не своим почерком.

Нет, все-таки кто-то действительно кричал. Один парень. Незнакомый голос. А может быть, он казался таким издалека.

Я задремала, пытаясь разобрать слова. По ощущениям прошло несколько минут, но полная луна заметно переместилась по небу.

Проснулась я от того, что кто-то скинул лестницу. В полудреме я подумала: «Лестница до луны». Но тут на фоне полнолуния появился мужской силуэт.

«Антон! Решил исправить то, что натворил», – промелькнула первая осознанная мысль.

Но это был Адам, и я приготовилась к худшему.

– Поднимайся!

Он помог мне вскарабкаться на верхний камень и повел к себе в домик. По дороге мы не разговаривали, но, увидев встревоженных ребят из той группы, я поняла, что это не будет простым разговором. И я решила признаться. Я могу доказать авторство того текста, который присвоили Антону, – почти наизусть его пересказать, назвать помарки и зачеркнутые слова. Тем более что зачеркивала слова в том тексте я, как обычно: плотным-плотным слоем, чтобы нельзя было разобрать первый вариант. Но когда мы зашли в домик, мне стало страшно. А вдруг это проверка? Я ведь и раньше подозревала, что Антон «работает» на них. Я окажусь предательницей.

Адам быстро зашагал к холсту и занавесил его простыней. Потом задернул шторы, снял чистую футболку светло-серого цвета. Сделал несколько глотков водки прямо из горлышка. Все эти приготовления, отвлеченно-рутинные и тягучие, казались мне предвестниками чего-то жуткого.

– Лучше сядь, это надолго. – Он безразлично посмотрел на меня и сам сел на матрас.

Я постаралась подойти уверенно, но быстрый шаг из-за почти негнувшихся ног походил на солдатский марш.

– Сначала я должен извиниться. – К счастью, Адам не обратил внимания на мой удивленный взгляд. Он колупал ногтем пятно на штанах. – Я слишком поспешил с выводами. Это же так глупо! При чем здесь ты?! Просто это очень больная тема для меня. Но и ты должна была настойчивее объяснить. Тебе нравится, когда тебя наказывают?

На мгновение глаза Адама весело блеснули, но для улыбки блеска не хватило. Не дождавшись ответа, он продолжил: