После всего случившегося он ясно понимал одно — проект «Кассинова» закончил свое существование. Деньги у него были, небольшие накопления, которые он откладывал в мумбайском банке на черный день, но как показаться на глаза Эйбу без мальчишки и без чипа? А ведь тот непременно узнает, придет задать свои вопросы и посмеяться над его неудачами. Плевать, смех пережить можно, а что делать с долгами? Нет, это тоже не его проблема, он не дурак, и кредит брал не лично, а на юридическое лицо, в котором он только один из собственников. Оно и заложено в качестве обеспечения, раз уж проклятый Гелбрейт выкрутился из поручительства. Кстати, откуда он-то узнал о встрече в ресторане, чтобы так убедительно сыграть свою роль? Ах, да, Хиотис, прослушка… Черт с ними со всеми. Пускай кассины платят по кредиту, а не захотят, так банк заберет «Кассинову» за долги. Интересно, что Клинт сделает с таким залогом? Уничтожит? Сдаст в аренду? Тоже плевать теперь. Пусть кассины возвращаются назад в свои дыры до прихода новых владельцев Марахси, и пусть у тех уже голова болит, что делать с такими подлыми скотами, которые добра не помнят. Кормил, поил, одевал на свои деньги, и никакой отдачи. Так им и надо. На него могут обратить взыскание только в пределах его уставного вклада в «Кассинову», а это сущие мелочи, пусть забирают. И аренду пусть сами себе платят. Он уедет на Мумбаи и там договорится с Эйбом, начнет что-нибудь новое, забудет Марахси как страшный сон. Вот только мальчишку нужно непременно убить. Какая там была Пенелопа? Кто она? Зачем ей голодранец, у которого всего имущества только чип на шее? За что Эйб собрался убивать его медленно? Почему он не спросил об этом Хиотиса? И чем расплатиться с ним? Это все ерунда, полная ерунда, пусть Бык думает, чем расплатиться, тоже подлый предатель, все они предатели, а ему теперь нет никакой разницы, одним долгом больше, одним меньше. Когда он дождется здесь мальчишку, то убьет его, заберет у него чип, а потом улетит на Мумбаи. С Эйбом тоже можно будет начать совместный проект, деньги у того есть, но тогда все равно нужен чип. Без него будет не партнерство, а приживание из милости. Или вообще ничего не будет. Опять нужно за будущее бороться, а он-то думал, что все уже позади. И почему так болит голова?
Ромул посмотрел на часы, потом на вышедшего из кабинки мужчину в банном халате и тапочках, и внезапно подумал, что сидеть на виду глупость. Лучше всего спрятаться в кабинке и оттуда уже следить за дверью, это не вызовет никаких подозрений, даже если мальчишка и вправду слышит каждый шорох. Мало ли кто решил принять душ перед дорогой. А потом неожиданно выскочить, и лучше всего, если подонок будет стоять к нему спиной и умываться, тогда можно оглушить его ударом по голове и вытащить под видом пьяного или эпилептика. Стоп! Если тот, второй, тоже дрифтер, чип и у него есть! Из двух чипов один можно отдать Эйбу, а второй взять себе. Тогда Улисса можно просто убить, а второго оглушить и вытащить. Пожалуй, так даже лучше.
С этими мыслями он вошел в распаренную освободившуюся кабинку и включил душ на малую мощность для маскировки. Дверь ему была видна хорошо, душевые плотно не запирались, оставляли небольшую щель. Часть сопел душевой лейки засорилась, вода капала ему на рубашку, мочила повязку на руке. Боли в запястье не было, врач ему что-то вколол, поэтому удержать ею пистолет, чтобы ударить, будет вполне реально.
Чтобы не промокнуть окончательно, Ромул сел на крышку унитаза и подтянул ноги. В таком положении он провел около пятнадцати минут, прежде чем он увидел то, что хотел увидеть. Высокий и тощий парень с бесцветным лицом вошел первым, бросил на пол свой рюкзак, и туда же сбросил стянутую через голову войлочную рубашку.
— Ну и мерзость, — сказал он, от души почесывая спину между лопаток. — Как вы в них ходите? В первый день думал, раздеру все до крови.
— Привыкаешь.
Улисс вошел следом, прислонился плечом к стене возле зеркала, внимательно осмотрел занятые кабинки, потом перевел взгляд на голого по пояс подельника.
— У тебя есть имя? — спросил он.
— Я Тень, — засмеялся сталкер, вытаскивая из рюкзака белую майку с рукавами. — На работе мы не пользуемся именами, только кличками.
— А ты на работе?
— Практика. Учебу я уже закончил. А тебя как зовут?
— Никак, — равнодушно ответил Улисс. — У меня нет имени.
— А лет сколько?
— Двенадцать.
Тень проглотил вранье, не поперхнувшись, согнулся над раковиной, ожесточенно намылился гелем из дозатора, а потом смыл его под огромным напором воды, подставив туда и голову. Оказалось, что волосы у него рыжеватые, а брови и ресницы гораздо темнее, серая краска слиняла с него, как пыль с картины под рукой реставратора. Он вытер лицо, намотал на шею полотенце, чтобы не текло с волос, и уступил место у раковины Улиссу. Тот рубашку снимать не стал, только рукава задрал повыше.