Выскочив в коридор, мы увидели, что атланты бегут к выходу, оживлённо жестикулируя. Мы присоединились к ним и, наскоро надвинув колпаки, помчались по дну океана вслед за взволнованным вестником. Атланты бежали так быстро, что нам нелегко было следовать за ними, но у них были электрические фонарики, и мы, отстав, всё же знали, куда нам направляться. Путь шёл вдоль базальтовых утёсов, пока мы не достигли места, откуда начинались уступы, полустёртые от многолетнего хождения по ним. По этим уступам мы взобрались на вершину базальтовой скалы и очутились в местности, загромождённой обломками скал, сильно затруднявшими наше передвижение. Пробравшись кое-как через этот лабиринт, мы вышли на круглую равнину, залитую фосфорическим светом, и в самом её центре лежало нечто, от чего у меня сразу занялся дух.
Наполовину зарывшись в мягкий ил, на боку лежал большой пароход. Труба его была сбита, грот-мачта тоже сломана почти у самого основания, но в остальном корабль был цел и так чист и нетронут, точно только что вышел из дока. Мы поспешили обойти его вокруг и очутились перед кормой. Вы можете себе представить, с каким чувством мы прочли его название:
„СТРАТФОРД“
Лондон
Наш корабль последовал за нами в Маракотову бездну!
Когда первое потрясение прошло, всё это не показалось нам таким уж загадочным. Мы вспомнили пасмурную погоду, зарифлённые паруса видавшего виды норвежского барка и зловещее чёрное облако на горизонте. Ясно, что наверху внезапно разразился чудовищной силы шторм и „Стратфорд“ потонул. Было совершенно очевидно, что команда яхты погибла, потому что все шлюпки, хотя и полуразбитые, висели на талях[11]
. Да и какая шлюпка могла бы спастись в такой ураган?! Трагедия, несомненно, произошла через час-два после нашей катастрофы. Лот, который мы видели на дне, был, возможно, брошен за несколько минут до первого порыва циклона. По страшному капризу судьбы мы ещё живы, а те, кто оплакивал нашу гибель, погибли.Мы не знали, носило ли нашу яхту в верхних слоях океана, или она уже довольно давно лежит здесь, где мы на неё наткнулись. Бедный капитан Хови – вернее, то, что от него осталось, – всё ещё стоял на своём посту на капитанском мостике, крепко вцепившись в перила окоченевшими пальцами. Только он и трое кочегаров в машинном отделении утонули вместе с яхтой. Всех их, по нашим указаниям, вынули и погребли под слоем векового ила, украсив могилы подводными цветами. Я упоминаю об этой подробности в надежде, что она несколько смягчит тяжкое горе миссис Хови. Имена кочегаров нам неизвестны.
Пока мы выполняли этот скорбный долг, по яхте сновали атланты. Они накинулись на неё, как мыши на сыр. Их любопытство и возбуждение ясно доказывали, что „Стратфорд“ – первый современный корабль, может быть, первый пароход, попавший в их бездну. Позже мы узнали, что кислородные аппараты внутри колпаков позволяли атлантам находиться под водой всего несколько часов без перезарядки, и поэтому они могли передвигаться лишь по сравнительно небольшой территории. Атланты сразу же принялись за дело, стали рыться в каютах „Стратфорда“, снимать с него всё, что им могло пригодиться; это паломничество за оборудованием яхты происходит непрерывно и ещё не совсем закончено. Мы тоже были рады случаю проникнуть в свои старые каюты и унести оттуда всю одежду и книги, хотя бы частично уцелевшие при катастрофе.
Среди имущества, снятого нами со „Стратфорда“, был и корабельный журнал, который вёлся капитаном до самого последнего момента. И странно было читать о собственной гибели и видеть гибель того, кто о ней писал.
Вот последняя запись корабельного журнала:
„3 октября. Трое храбрых, но безумных искателей приключений, вопреки моей воле и совету, сегодня спустились в своём аппарате на дно океана, и произошло несчастье, которое я предвидел. Упокой, Господи, их души. Они начали спуск в одиннадцать часов утра, и я, заметив надвигающийся шквал, долго колебался, прежде чем дать своё согласие. Жалею, что не послушался своего инстинкта, но это лишь отсрочило бы трагическую развязку. Я попрощался с ними, предчувствуя, что никогда больше их не увижу. Некоторое время всё шло хорошо, и в одиннадцать сорок пять они достигли глубины пятисот сорока метров, где и обнаружили дно. Доктор Маракот давал мне по телефону ряд распоряжений, и всё, казалось, шло отлично, как вдруг я услышал его взволнованный голос и проволочный канат сильно заколебался. Через мгновение он лопнул. По-видимому, в эту минуту они находились над глубокой расселиной; перед этим доктор приказал яхте медленно двигаться вперёд. Воздушные трубки ещё некоторое время продолжали разматываться и спустились, по моим расчётам, ещё на километр, а потом и они оборвались. Теперь больше нет надежды услышать о судьбе доктора Маракота, мистера Хедли и мистера Сканлэна.