Маракотова бездна

Едва начали возводить второй этаж главного здания, а внизу уже суетились слесари, водопроводчики, столяры, обойщики, выполняя тысячи непонятных, дорогостоящих работ – всё ради наибольшего комфорта и прихоти владельца. По всей округе и даже в Бирмингеме рассказывали фантастические истории о неслыханной роскоши внутреннего убранства дома. Здесь явно не жалели никаких денег, лишь бы всё до последней мелочи было удобно. Через деревню проезжали фургон за фургоном, нагруженные великолепной мебелью, а деревенские жители стояли по обочинам дороги и глазели на все эти чудеса. Затем стали прибывать ценные звериные шкуры, пушистые ковры, старинные гобелены, изделия из слоновой кости и драгоценных металлов; и всякий раз, когда кому-нибудь удавалось мельком увидеть все эти склады сокровищ, находился повод для новой легенды. Наконец, когда всё было готово, прибыл штат прислуги в сорок человек, что предвещало скорое появление самого владельца, мистера Рафлза Хоу.

Неудивительно поэтому то живейшее любопытство, с каким Роберт Макинтайр рассматривал великолепный дом и мысленно отмечал, что из труб идёт дым, а на окнах спущены занавеси – признаки того, что хозяин уже прибыл. Огромная территория позади дома была отведена под оранжереи, стёкла их сверкали, как поверхность озера, а ещё дальше тянулись конюшни и различные хозяйственные постройки. За неделю перед тем через Тэмфилд провели полсотни коней. Как ни грандиозны были приготовления, они всё же не были чрезмерны и вызывались лишь необходимостью.

Кто же этот человек, который так щедро сыпал деньги направо и налево? Ни в Бирмингеме, ни в Тэмфилде никто о нём ничего не слыхал, никто не знал источника его несметных богатств. Об этом и размышлял лениво Роберт Макинтайр, стоя у изгороди и пуская голубые клубы табачного дыма в морозный, неподвижный воздух.

Взгляд его вдруг упал на тёмную фигуру среди поля: кто-то вышел из-за поворота и зашагал по широкой, извилистой дороге, ведущей к Тэмфилдскому холму. Через несколько минут человек подошёл настолько близко, что Роберт различил знакомое лицо, стоячий крахмальный воротничок и мягкую чёрную шляпу викария.

– Доброе утро, мистер Сперлинг.

– А, доброе утро, Роберт! Как поживаешь? Нам не по пути? До чего скользко на дороге!

Его круглое приветливое лицо сияло добродушием, он шёл, слегка подпрыгивая, как человек, с трудом сдерживающий радость.

– Есть ли письма от Гектора?

– Ну как же! В прошлую среду он благополучно отплыл из Спитхеда, теперь будем ждать от него вестей с Мадейры. Но вы в Зелёных Вязах, наверное, получаете вести от Гектора прежде моего.

– Не знаю, получала ли сестра письма за последние дни. А вы ещё не были у своего нового прихожанина?

– Я как раз от него.

– Он женат, этот мистер Рафлз Хоу?

– Нет, холост. И кажется, у него вообще нет родных. Живёт один, окружённый огромным штатом прислуги. Дом поистине изумителен. Невольно вспоминаешь «Тысячу и одну ночь».

– А сам владелец? Что он собой представляет?

– Ангел, сущий ангел! Кажется, не встречал ещё подобной доброты. Он меня совершенно осчастливил. – Глаза старика сияли от радостного волнения, он громко высморкался в большой красный носовой платок.

Роберт Макинтайр посмотрел на него удивлённо.

– Рад это слышать, – проговорил он. – А нельзя ли узнать, в чём, собственно, выразилась его ангельская доброта?

– Сегодня я явился к нему в назначенный час – накануне я писал ему, просил меня принять. Я рассказал ему о нашем приходе, о всех его нуждах, о своей давнишней борьбе за ремонт южного придела церкви, о наших усилиях поддержать беднейших прихожан в эту суровую зиму. Пока я рассказывал ему про все эти беды, он не проронил ни слова, и на лице у него было такое отсутствующее выражение, будто он и не слышит, о чём я говорю. Когда я окончил свой рассказ, он взялся за перо. «Сколько нужно для ремонта церкви?» – спросил он. «Тысяча фунтов, – ответил я, – но триста фунтов мы уже собрали. Сквайр внёс щедрую лепту – пятьдесят фунтов». – «Ну а сколько у вас нуждающихся семейств?» – «Около трёхсот», – ответил я. «Если не ошибаюсь, тонна угля стоит фунт стерлингов. Трёх тонн должно хватить на всю зиму. И можно купить пару отличных одеял за два фунта. Ну что ж, по пяти фунтов на каждую семью и семьсот фунтов на церковь». Он окунул перо в чернильницу и, честное слово, Роберт, тут же выписал мне чек на две тысячи двести фунтов. Не помню уж, что я ему сказал. Я просто поглупел от радости, двух слов не мог выговорить, чтоб поблагодарить его. В один миг он снял с моих плеч все заботы. Право, Роберт, я до сих пор не могу прийти в себя.

– Очевидно, очень отзывчивый человек.

– Необычайно! И так скромен! Со стороны можно было подумать, что это я делаю ему одолжение, а он мой проситель. Мне вспомнилось, как сказано в Писании о вдовице, у которой сердце запело от радости. У меня у самого сердце поёт от радости, уверяю тебя, Роберт. Ты не зайдёшь к нам?