Маракотова бездна

— Почти дошли до дна, — констатировал профессор Маракот. — В прошлом году регистратор Скотта показал максимальную глубину в двадцать шесть тысяч семьсот футов. Через несколько минут узнаем свою участь. Возможно, удар нас убьет. А возможно…

В этот миг мы приземлились.

Ни одна, даже самая любящая мать не опускала своего младенца на перину так бережно, как мы опустились на дно Атлантического океана. Глубокий слой мягкого эластичного ила послужил надежным амортизатором и избавил аппарат даже от самого легкого удара. Мы сидели неподвижно, что оказалось весьма кстати, так как половиной дна камера опустилась на небольшую, покрытую студенистой массой возвышенность и осталась балансировать без опоры. Существовала неиллюзорная опасность перевернуться, однако в конце концов установилось надежное равновесие. Только после этого профессор Маракот посмотрел в иллюминатор и с изумленным возгласом поспешил выключить свет. К своему огромному удивлению, мы по-прежнему все видели. Сквозь иллюминаторы подобно холодному мерцанию зимнего утра проникал слабый туманный свет. Мы смотрели на странную картину вокруг и без дополнительного освещения наблюдали все, что находилось в пределах сотни ярдов. Непонятное, непостижимое явление! И все же собственное зрение доказывало, что так оно и было: оказалось, что дно великого океана само по себе излучает неяркое сияние.

— Почему бы и нет? — воскликнул профессор Маракот после пары минут пораженного молчания. — Разве мне не следовало предвидеть столь закономерное сочетание физических и биологических свойств материи? Что это: птероподы или скопившаяся масса раковин? Разве мерцание не представляет собой результат разложения миллиардов крошечных органических существ? И разве естественный биологический процесс не влечет за собой фосфоресцирующий эффект? Где же еще наблюдать столь важное природное явление, как не здесь, на огромной глубине? О, до чего же печально стать свидетелем подобной восхитительной картины, но не иметь возможности поведать о ней миру!

— И все же, — заметил я, — в свое время мы загребли тралом почти полтонны желе из радиолярий, но подобного эффекта не обнаружили.

— Несомненно, люминесцентные свойства массы исчезли по пути к поверхности, — возразил профессор. — К тому же что такое полтонны в сравнении с бескрайними полями медленного, бесконечного разложения? Смотрите, смотрите! — воскликнул он в порыве неконтролируемого творческого волнения, — глубоководные создания пасутся на этом органическом ковре, как у нас на земле стада пасутся на лугах!

Как раз в этот момент к нам подплыла стая больших черных рыб. Тяжелые и плоские, по пути они что-то постоянно подбирали с пористого, похожего на губку дна. Другое массивное существо, на сей раз красного цвета, подобно глупой океанской корове медленно жевало жвачку прямо перед моим иллюминатором. Другие твари паслись вокруг аппарата, время от времени флегматично поглядывая на внезапно появившийся странный объект.

Я не мог не восхищаться самообладанием профессора Маракота: сидя в удушливой атмосфере и находясь на грани смерти, он по-прежнему активно отвечал на зов науки и прилежно записывал в блокнот драгоценные наблюдения. Не следуя его педантичности, сам я тем не менее делал собственные мысленные заметки, которые навсегда запечатлелись в моем сознании. Обычно океанское дно покрыто красной глиной, однако здесь присутствовал серый глубинный ил, создававший бескрайнюю волнообразную равнину. Плавность ее рельефа то и дело нарушалась многочисленными причудливыми холмами, подобными тому, на который мы опустились. Все эти возвышенности мерцали в призрачном свете, а между ними метались стаи восхитительных, в большинстве своем неизвестных науке разноцветных рыб, хотя среди этого мельтешения заметно преобладали черные и красные виды. Профессор Маракот наблюдал за окружающей фауной с пристальным вниманием, то и дело что-то помечая в своем блокноте.

Воздуха уже не хватало: нам вновь пришлось спасаться порцией кислорода из баллона. Внезапно мы осознали, что не просто голодны, а зверски голодны, и с остервенением набросились на предусмотрительно запасенную Маракотом простую, но сытную еду — тушеную говядину с хлебом и маслом, закончив трапезу щедрой порцией разбавленного водой виски. Подкрепив силы и оживив восприятие, я сидел возле своего окна в подводный мир и мечтал о последней сигарете, когда перед глазами возникло нечто, породившее круговорот странных мыслей и предчувствий.