Марат

В понедельник утром открылось заседание Национального Конвента. Зал, галереи, проходы — все было заполнено людьми.

Председатель Конвента Жан Бон Сент-Андре поднялся со своего кресла. В зале наступила полная тишина.

«Граждане, — сказал он, — великое преступление совершено против представителя народа: Марат убит в своем доме».

Все уже знали о страшном злодеянии 13 июля. Но зал еще раз вздрогнул, и сдерживаемый ропот пробежал по его рядам, когда вновь были услышаны слова правды без прикрас.

Депутации секции Пантеона, секции Общественного договора, секции Кордельеров требовали величайших почестей погибшему Другу народа, жестокой, беспощадной кары его убийцам. Народ и депутаты Конвента требовали отмщения. «Над нами занесен убийцами кинжал! Усилим насколько возможно нашу политическую деятельность!» — воскликнул депутат Конвента якобинец Рене Левассер.

Прах Марата по настойчивой просьбе клуба Кордельеров был помещен в церковь, где проходили заседания клуба. Гроб Марата был установлен на постаменте, к которому вели сорок ступеней, покрытых трехцветными знаменами.

16 июля, во вторник, в пять часов вечера, Париж, Франция провожали Друга народа.

Весь Конвент в полном составе, Коммуна Парижа, Общество якобинцев, клуб Кордельеров, народные общества, несметные толпы народа, солдаты республиканских армий, санкюлоты предместий — весь Париж революции со склоненными знаменами шел за гробом Друга народа, провожая его в последний путь.

Марат был похоронен в саду Кордельеров, под шелестящей зеленою листвой деревьев. На могильной насыпи был воздвигнут памятник — нагромождение камней, изображающих гранитный утес — символ несокрушимой твердости Друга народа, выдержавшей все удары грозы контрреволюции.

На большом могильном камне были высечены простые слова: «Здесь покоится Марат, Друг народа, убитый врагами народа 13 июля 1793».

Весь долгий вечер, до часу ночи, со склоненными знаменами, с непокрытыми головами, в скорбном молчании проходили делегации революционных организаций Парижа мимо могильного холма, где под камнями покоился прах Марата.

И после того как торжественная церемония прощания закончилась, еще всю ночь приходили к могиле Марата озаренные колеблющимся светом факелов простые люди, рядовые бойцы великого города революции.

Позднее в здании Конвента была выставлена картина знаменитого художника Луи Давида «Смерть Марата». «Я писал ее сердцем», — говорил о ней Давид. Солдаты республиканской армии, уходившие на фронт, приходили и подолгу смотрели на картину художника. Скорбное величие строгой простоты этой картины потрясало сердце. В руке, сжимавшей листок бумаги, еще чувствовалось уходящее тепло только что оборванной жизни. Марат был глубоко человечен и в то же время представал как символ революции, символ отечества, пораженного кинжалом врагов. Картина звала к возмездию.

Жан Поль Марат, доктор Марат, одинокий обитатель уединенного кабинета ученого на улице Старой голубятни, сочинитель научных трактатов, знаменитый публицист, депутат Конвента, неустрашимый вождь революции кончил свою жизнь; он перешел в историю.

Теперь начиналась посмертная слава Марата, Друга народа, великого революционера восемнадцатого столетия.

Когда Марат был убит, вся революционная Франция восприняла его гибель как великое бедствие.

Марат стал отныне самым любимым, мученически погибшим народным героем революционной Франции. Бюсты и другие изображения Друга народа украшали все общественные здания республики — от строгого зала Конвента до какой-нибудь маленькой хижины в глухой, затерявшейся в лесах деревушки, где собирались несколько членов местного революционного комитета. Ораторы, всходившие на трибуну собрания, чтобы высказать свои мысли и заботы о революции, начинали свое слово с обращения к памяти Друга народа.

Позднее его прах был перенесен в Пантеон.

Но в то же время сначала келейно, в тиши, шепотком, тайные недруги революции со скорбным сочувствием говорили о Шарлотте Корде — убийце Марата, казненной по приговору Революционного трибунала. Потом, после термидора, после «слепой амнистии», распахнувшей двери тюрем всем врагам революции, уже заговорили о том же громче и увереннее. Прошло еще несколько месяцев, и в начале 1795 года останки Марата были выброшены из Пантеона, а скульптурные изображения Друга народа, украшавшие дотоле здания общественных учреждений, были разбиты вдребезги бандами «золотой молодежи».

С тех пор имя Марата было вычеркнуто из летописей французской национальной славы. Больше того, оно было предано хуле и поношению; его обливали грязью, возводили на него самую невероятную клевету.

Все чудовищные обвинения, которые с такой изобретательностью измышлялись врагами Марата при его жизни, чтобы подвести его под гильотину, даже после того, как Марат был убит, сохранили свою живучесть. Из партийных и фракционных газет, брошюр, листовок эпохи революции и контрреволюции эта клевета перешла в мемуарную литературу, а отсюда, наслаиваясь новыми лживыми домыслами и легендами, порожденными мстительным воображением, — в дворянскую и буржуазную историографию.