«Никогда не было обстоятельств, более благоприятных для того, чтобы утвердить общественную свободу на ее подлинных основаниях и дать ей непоколебимую опору», — пишет Марат. И он берет на себя задачу выполнить то, чего не сделал редакционный комитет Национального собрания, — дать народу, дать Франции эту «непоколебимую опору», предложив свой проект основных законов.
Как уже было сказано, проект «Конституции» Марата печатался многим дольше, чем он надеялся, и к тому времени, когда он увидел свет, Национальное собрание уже приняло 26 августа свою ставшую знаменитой Декларацию прав человека и гражданина.
Справедливость требует признать, что как программный документ Декларация прав 26 августа 1789 года имела известные преимущества перед проектом Марата.
В отличие от пространного, почти на семьдесят страниц, сочинения Марата Декларация прав 1789 года подкупала своей краткостью и предельной выразительностью.
Она была сведена к семнадцати статьям, уложившись на полутора страницах. Но каким динамизмом, какой экспрессией, какою огромной взрывною силой здесь полны каждая строка, каждое слово!
«Люди рождаются и остаются свободными и равными в правах», — гласила первая статья Декларации, и в этих нескольких словах были как бы отлиты В благородном металле вековые стремления миллионов угнетенных людей, трактаты мыслителей, искания философов Просвещения.
Этой пластичной выразительности, этой чеканной точности и краткости формулировок, навсегда врезавшихся в память, не хватало сочинению Марата. Оно было пространным и слишком расточительным в словах, каждый тезис в нем получал широкое обоснование.
Но как бы там ни было, значение этой работы Жана Поля Марата было не в ее литературных качествах, а в ее идейном содержании. В этом она стояла намного выше Декларации прав Учредительного собрания.
В своем «Проекте Декларации» автор «Дара отечеству» указывает примерно те же права гражданина, что и в Декларации прав, принятой Учредительным собранием: право личной безопасности, право личной свободы, право собственности и т. п. Но трактовку этих естественных прав Марат дает во многом иначе.
Тогда как в Декларации прав Учредительного собрания право собственности рассматривается как безусловное, священное и естественное право, Марат, также признавая собственность естественным правом граждан, вносит в него существенные ограничения.
Марат, как и в прежних своих работах, придерживается эгалитаристских, то есть уравнительских, идей. Отнюдь не покушаясь на принцип собственности вообще, Марат требует ограничения крупной собственности, уравнения состояний. «…Не следует допускать никакого иного неравенства состояний, кроме неравенства, проистекающего от неодинаковости природных способностей… Закон должен даже предупреждать слишком большое неравенство состояний, устанавливая предел, какой они не должны переступать…»
Марат — один из немногих во французской политической литературе этого времени — выступает в своем проекте конституции защитником также и интересов бедняков. Он указывает на подневольное положение бедняка, обреченного на лишения, утомительный труд и страдания. «Сама свобода, утешающая нас в столь многих бедствиях, для него ничто… Какая бы революция ни произошла в государстве, он нисколько не чувствует, что уменьшилась его зависимость, ибо он, как таковой, неизменно осужден на тягостный труд». Отсюда Марат делает вывод, что конституция должна предусматривать оказание помощи (он не уточняет, в какой форме) бедняку.
Эти взгляды Марата резко отличали его от либерального большинства Национального собрания, не говоря уже о «черных»4. Его проект конституции, с его идеями уравнения состояний и защиты интересов бедняков, не мог рассчитывать ни на малейший успех в Учредительном собрании.
Но Марат расходился со взглядами либерального большинства и в ином. Он в это время признавал, что во Франции должен быть установлен строй конституционной монархии. Но в отличие от большинства Учредительного собрания, старавшегося сохранить монарху и исполнительной власти значительные права, Марат, напротив, стремился к их всемерному ограничению.
«Праведное небо! — восклицал Марат. — Возможно ли, что членам редакционного комитета неизвестно, что государь должен являться лишь правителем одного из разделов государства; что права граждан во сто крат более священны, чем права короны…»