Марат

Предложение это имело двойной смысл. С одной стороны, что подчеркивали прежде всего жирондисты, то было средством мобилизации вооруженных сил страны для организации отпора внутреннему врагу. Но в то же время жирондисты не случайно хотели сосредоточить департаментские вооруженные силы возле Парижа. Их влияние в столице быстро падало,

тогда как в провинциальных департаментах жирондисты оставались самой влиятельной политической партией. Предлагая сосредоточить отряды федератов возле Парижа, они хотели создать реальную силу, на которую можно было бы опереться.

Однако король отказался утвердить этот декрет Законодательного собрания, увидев в нем покушение на его безопасность. Между Собранием и королем возник конфликт. 13 июня король уволил жирондистских министров в отставку.

Мера, предложенная Законодательным собранием, понятно, не обеспечивала перелома в ходе войны. Были и другие, более грозные симптомы.

Командующий армией генерал Лафайет меньше всего думал о войне против внешнего врага. Решив использовать имеющуюся в его руках силу для оказания прямого давления на ход революционного процесса, он 11 июня направляет Законодательному собранию письмо. В этом послании главнокомандующий французской армии отнюдь не предлагает плана ведения военных операций против внешнего врага. Нет, основным содержанием послания генерала являлись не относившиеся к его компетенции вопросы внутренней политики.

Лафайет в заносчивом тоне предъявлял тяжелые обвинения Законодательному собранию. Он требовал закрыть клубы, прекратить вредную агитацию, создать твердую власть, которая прибрала бы к рукам бунтовщиков-якобинцев. По существу, письмо Лафайета было нарушением конституционных норм. Генерал не имел права навязывать своей воля высшему законодательному органу страны. Лафайет выступал как претендент на роль диктатора.

Лафайет не удовольствовался письмом. 28 июня, оставив по собственному решению армию, он явился в Законодательное собрание и здесь повторил свои требования в устной речи. Правда, он сослался на то, что явился один, без солдат, без армии для того, чтобы объясниться с высшим представительным органом Франции. Но один из депутатов предложил задать генералу вопрос, позволяющий раскрыть истинный характер намерений Лафайета: получил ли он разрешение от военного министра оставить армию и явиться в Париж?

Однако большинство Законодательного собрания, в котором преобладали люди, тайно сочувствовавшие Лафайету, отказалось поставить этот вопрос, который повлек бы за собой применение репрессий против генерала.

И письмо и личное выступление Лафайета совершенно ясно показывали его намерения. Генерал Лафайет пытался выступить в роли Монка, он хотел силой штыков подавить революцию.

И действительно, прошло еще две недели, и 14 апреля 1792 года Лафайет предпринял попытку двинуть армию на Париж.

Так завершилась эволюция Лафайета. Он предстал перед народом, перед армией как изменник, пытавшийся использовать вооруженные силы, доверенные ему революцией для войны с австрийцами, против революции. Лафайет потерпел позорную неудачу. Двор отказал ему в поддержке, армия за ним не пошла, народ был против него. Лафайет, поняв безнадежность своего положения, пытался бежать из Франции, но был арестован австрийцами и заключен в крепость.

Теперь все могли убедиться воочию, насколько прав был Марат, каким даром провидения он обладал. Его долголетняя борьба против Лафайета была доведена до конца. Но сам Марат по этому поводу выступил лишь с кратким напоминанием о своих прежних предостережениях. «Французы, — писал Марат 18 июля, — вы открыли, наконец, глаза на господина Мотье⁸. Вот уже несколько дней, как, наконец, увидели то, что один проницательный гражданин не переставал объяснять вам с тех пор, как началась революция. Теперь великий генерал, герой обоих полушарий, соперник Вашингтона, бессмертный восстановитель свободы, является в ваших глазах лишь подлым придворным лакеем монарха, недостойным приспешником деспотизма, изменником, заговорщиком».

Марат полностью отдавал себе отчет в том, в каком тяжелом положении находится страна, какие опасности угрожают революции. Он был против войны. Он предсказывал, что она приведет к неудачам, если изменники останутся у руля государства. Но теперь, когда война началась, когда родина в опасности, а французская армия отступает, уже не время вспоминать о прошлом. Подобно Робеспьеру и в полном единомыслии с ним Марат призывает к тому, чтобы вести войну по-революционному. «Война идет — значит войну нужно выиграть». Но, как и Робеспьер, Марат предостерегает соотечественников от всякого благодушия, от всякой успокоенности. Он указывает на те великие опасности, которые подстерегают и да поле сражения и в тылу французский народ. И он вновь и вновь повторяет мысль, высказываемую им раньше: чтобы победить внешнюю контрреволюцию, надо подавить контрреволюцию внутреннюю; чтобы одолеть внешних врагов, нужно победить врагов внутренних.