И вот в Париж в июле один за другим вступают батальоны добровольцев, сформированные за короткий срок во всех концах страны. Им не хватает воинской выучки, они экипированы плохо, мало оружия. У них нет достаточно опытных командиров; они плохо знают воинский устав, но зато у них есть то, чего не хватало регулярной армии, — революционный порыв и решимость во что бы то ни стало победить врага.
Именно тогда, в эти дни, вместе с батальонами марсельских добровольцев и была занесена в Париж песнь о рейнской армии, сочиненная Руже де Лилем. Эта гениальная песня, воплотившая революционные дерзания французского народа, его отвагу, его смелость, его решимость бороться насмерть с врагом, стала известна под именем «Марсельезы».
Революционное творчество масс, народная инициатива заставили Законодательное собрание 11 июля 1792 года принять декрет, провозглашающий; «Отечество в опасности!» Все здоровые мужчины подлежали призыву в армию.
На волне огромного революционного подъема, охватившего всю страну, родилось патриотическое стремление разбить л сокрушить интервентов и устранить всех тех, кто внутри страны препятствует победе. Секция Кензвен, представлявшая самое бедное население Парижа — ремесленников, рабочих, обратилась в Законодательное собрание с посланием, в котором требовала принятия решительных мер для искоренения измены. Другая демократическая организация Парижа, так называемая секция Французского театра, приняла подписанное Жоржем Дантоном, Шометтом и Моморо постановление, которым уничтожалось деление граждан на активных и пассивных. Народ сам явочным путем ломал старую конституцию и устанавливал новый, более демократический порядок.
Робеспьер бросает призыв: провести выборы в Конвент на основе всеобщего избирательного права, и этот призыв пользуется широкой поддержкой народа. В парижских харчевнях «Золотое солнце», «У синего циферблата» происходят собрания представителей отрядов федератов, вошедших в столицу. Здесь уже открыто говорят о свержении ненавистной власти, об уничтожении монархии.
Еще большая роль принадлежит парижским секциям. С конца июня, в июле а в первых числах августа представители секций столицы регулярно собираются в здании ратуши. Эта новая революционная власть опирается не «а конституционные статьи, не на декреты Собрания, не на закон. Источник ее власти — революционная инициатива народа.
25 июля был опубликован и к 3 августа стал известен уже всему населению Парижа манифест главнокомандующего армий интервентов герцога Брауншвейгского. От имени двух монархов — австрийского и прусского — он объявлял, что «соединенные армии намерены положить конец анархии во Франции… и восстановить законную власть короля». Герцог Брауншвейгский грозил, что он расправится с бунтовщиками, и предупреждал, что, ежели король и его семья подвергнутся малейшему оскорблению, город Париж будет предан военной экзекуции и полному уничтожению.
Марат в «Друге народа» от 7 августа высказал мнение, что наглый манифест интервентов был вдохновлен или подсказан изменниками из Тюильрийского дворца. «Их дерзновенный вождь под диктовку Тюильрийского комитета потребовал у нас от имени своих господ сдаться на милость нашего прежнего тирана и снова надеть наши цепи». Марат не знал и не мог знать ничего достоверного о причастности двора Людовика XVI к вызывающему манифесту генералиссимуса армии интервентов; он мог только строить предположения, только догадываться. Позднее неопровержимые документы подтвердили поразительную проницательность Друга народа. 24 июля 1792 года Мария Антуанетта действительно писала графу Ферзену: «Передайте г. Мерси, что жизнь короля и королевы в страшной опасности, что нужно немедленно издать манифест, что его ждут со страшным нетерпением…»
Но и контрреволюционная партия двора во главе с Марией Антуанеттой и иностранные интервенты ошиблись в своих расчетах. Они полагали, что грозный манифест герцога Брауншвейгского запугает французский народ, вселит в его ряды смятение и тревогу; напротив, он пробудил ярость народа.
Представители сорока семи секций столицы потребовали от Законодательного собрания немедленного низложения Людовика XVI.
В эти дни обнаружилось все двоедушие жирондистов, прикрываемое звонкой революционной риторикой, но давно разгаданное Маратом.
3 июля 1792 года Пьер Верньо произнес в Законодательном собрании пламенную обвинительную речь против короля; она потрясла Ассамблею, Париж, всю страну. Незадолго до этого Верньо в одной из своих речей в Собрании обратился с прямыми угрозами к Марии Антуанетте. «Пусть знают, что закон достигнет там, во дворце, всех без различия виновных и что не будет ни одной головы, признанной преступной, которая могла бы ускользнуть от его меча». Эти угрожающие намеки были предназначены королеве.
Речи Верньо тонули в гремящем гуле оваций; народ в нем видел одного из самых мужественных патриотов, неустрашимого воителя против сил реакции.