В последнюю очередь Марат вернулся к трости. Он поднял наследство Роберта. Когда-то палка была покрыта красным лаком, но он давно сошел. Палка была выточена из толстой ветки. Ручка – удобный кривой сучок. Марат осмотрел середину клюки, которой бил ее о косяк. Железное дерево. На палке остались лишь крошечные насечки, а в стене теперь были вмятины.
Он взял трость и спустился вниз. Он не встретил ни Анжелику, ни Корин. Роберт все еще лежал на своей кровати, неподвижный, успокоившийся. В его комнате хозяйничала какая-то новая монашка, черная, как и Корин, но намного старше. Она посмотрела на Марата, но ничего не сказала.
– Передай главной, что я ушел, – сказал Марат. – Если не вернусь ночью, значит, у меня новый ночлег, и я не вернусь больше никогда.
– Хорошо, – обещала женщина.
Марат зло стукнул палкой о снятую с петель дверь старика и вышел во двор. Микроавтобус исчез, переносные клетки для кур – тоже. Калитка стояла распахнутая. На улице собралась небольшая кучка соседей: слетелись посмаковать смерть старого пьяницы, ждали, когда будут выносить тело.
– Эй, – окликнул их Марат, – меня выселяют. Ни у кого нет свободного жилья?
Люди молча смотрели на него.
– Нет, – за всех ответил мужчина-гере из дома напротив.
– Я буду платить.
– Сколько тебя помню, – сказала закутанная в чадру жена соседа, – ты издевался над животными и дрался с другими детьми. Скажешь, теперь будет иначе?
– Я больше не ребенок.
– А по мне, так из злых детей вырастают злые люди.
– Старик Роберт мог выручать за комнату нормальные деньги, если бы не жалел тебя, – добавила другая. – Сколько ты сможешь платить? Пару франков в день? Так это цена за койку в бараке у оврага.
Марат видел их глаза. Так уставшие от лая собаки смотрят друг на друга сквозь прутья решетки. Он был с одной стороны, они – с другой; они – вместе, он – один; они стояли кучей, он – в стороне, с палкой в руках и с ножом в кармане.
Марат сплюнул на дорогу, вытер губы и пошел прочь.
Ноги сами несли его в направлении улиц, по которым он уже давно не ходил, в район протестантской общины, туда, где когда-то жил Клавинго. Марат хотел мести, хотел, чтобы душа Роберта в ужасе оглянулась, прежде чем отправиться на тот свет. Он избегал оживленных улиц, шел по старым маршрутам своей охоты, проваливался в те времена, когда ему казалось, что каждая драка делает его сильнее. Знакомые деревья, среди которых он прятался, знакомый сарай, у стены которого он лежал, облизывая разбитые губы, после одной из побед Клавинго.
Дойдя до безлюдного перекрестка, он оглянулся. Здесь были дома с хорошими заборами, черепичные крыши и веранды с большими окнами. Он помнил это место: Клавинго ходил здесь, когда направлялся играть в мяч с друзьями. За три года кусты разрослись, но Марат узнавал тропинку, по которой крался за своими врагами, чтобы из засады следить за их веселой возней. Он повернул в заросли. За стеной растений была площадка, обустроенная одиноким столбом с баскетбольной корзиной. Он палкой раздвинул ветки.
– И вот, последняя минута матча между Ямусукро и Абиджаном, – услышал он. – Смотрите! Сулиман вырывается в сторону и бежит спиной вперед к трехочковой дуге… делает бросок… ну же! Ну же!
Раздался характерный звук удара мяча о щит.
– И корзина выплевывает его мяч, – раздосадованно закончил мальчишеский голос.
Марат остановился у края прогалины. Он увидел ребенка лет девяти. Мальчик поймал отскочивший мяч, устало вытер лицо рукавом майки. Он играл, сам комментируя свои действия. Босой, но счастливый.
Марат почувствовал, как сердце начинает биться чаще, а потом его стук оборвался, и наступила тишина. Мальчик был арабом, почти таким же, как сам Марат, но светлее. Он жил посреди района гере. Он играл один на улице. И его не обижают? Марата охватила черная зависть. Он сжал палку Роберта и вышел из зарослей. Мальчишка обеспокоенно уставился на него. Марат был старше на шесть лет.
– Пришел покидать мяч? – спросил ребенок.
– Это для детей, – ответил Марат.
– Когда-нибудь я стану играть в национальной сборной, – возразил мальчик, – и это будет очень по-взрослому.
Марат подумал, что Роберт лупил его, когда он был таким же малышом.
– Мне нужно сломать эту палку, – сказал он.
– Зачем?
– Тебя когда-нибудь избивали? – Марат видел, что уже не нравится ему. Он подошел ближе.
– Откуда ты взялся? – спросил мальчик в ответ. – Я тебя не видел раньше.
– Ляг на землю лицом вниз, – приказал Марат.
Мальчик побледнел.
– Отвали.
Марат вспомнил, что Роберт говорил в таких случаях.
– Ты мог бы отделаться одним ударом по заднице, – воспроизвел он тон старика, – но сделал свой выбор сам.
Ребенок бросил мяч Марату в лицо и метнулся к тропинке. Мяч попал в лоб; удар вышел глухой и оскорбительный. Марат развернулся вслед за беглецом и подцепил ногу мальчика ручкой клюки. Тот растянулся в траве.
– Так-то, – рассмеялся Марат. – От меня не уйдешь.
Эта подсечка была одним из лучших фокусов Роберта. Старик часто падал, когда делал ее, но Марат все равно уже не успевал убежать.