Марат

– Это было бы слишком безумно, – пробормотал Филипп. – Но прощаться с мертвыми, когда еще не спасены живые – тоже безумие.

Слова мужчин тихо, но отчетливо разносились в огромном круглом зале.

– Это способ оставаться людьми, – ответил второй голос. – Если мы не будем этого делать, то превратимся в белую банду среди черных. И для нас все кончится, даже если мы останемся живы.

Повисла долгая пауза. Марат смотрел на голубя в голубой вышине. Ему казалось, что птица машет крыльями. И он знал, знал второй голос. Кто же это? Кто? Кто-то знакомый, кто-то такой ненавистный. Один из тех, кто его унижал.

– Ладно, – сдался Филипп. – Ты, наверное, прав. – Он немного помолчал. – И второй вопрос, личный.

– Спрашивай. Мы все можем завтра умереть. Плохо, если останутся недомолвки.

– Утром была перестрелка. – Филипп говорил медленно и задумчиво, тщательно выбирая слова.

– Да.

– Я спрашиваю не потому, что это было неправильно. Просто это было так… странно. Ты ругался на африкаанс.

Обладатель знакомого голоса тихо рассмеялся.

– Я не всегда был школьным учителем, – сказал он. И тут Марат узнал его. Это был Сангаре. Неужели собор хотел сказать ему это?

– Ты воюешь как сущий дьявол, – с тихим восхищением заметил Филипп. – Видит Бог, ты хороший сосед и друг. Но кем ты был раньше?

– Пойдем, – сказал Сангаре. Они встали, и звук их шагов мягким эхом разнесся между колонн галереи. Марат лежал, не шевелясь. Они прошли мимо него.

– Так кем? – нетерпеливо спросил Филипп.

– Мой отец был военным таможенником. Я вырос на берегу залива Лас Бакре, и моей компанией часто становились дети матросов.

– Там нефтяной порт? – вспомнил Филипп.

– Да.

– Отсюда твой жаргон.

– И не только он. С девяти лет я стрелял из автомата Калашникова по консервным банкам с нефтью. Там это обычное развлечение.

– А твой отец? – удивился Филипп.

– Мой отец был не самым приятным человеком. Он не останавливал меня, когда я играл в дурной компании. Он думал, что так я научусь быть похожим на него.

Марат увидел их сквозь щель в спинке своей лавочки. Оба были вооружены. Их винтовки висели за плечами. Филипп оказался лысеющим коротышкой, его плешивая голова равнялась с плечом Александра Сангаре.

– Из-за него мне пришлось пойти в школу полиции при представительстве ООН. Курсантом я стажировался в том же порту. Ловил контрабандистов.

– А как ты оказался здесь?

– Мой отец умер, – объяснил Сангаре. – Я бросил карьеру в силовых структурах и поступил в университет. Я хотел быть учителем литературы, но не прошел конкурс, а по биологии у меня всегда было «отлично».

– Да, – задумчиво подтвердил Филипп, – судьба.

– Стрелять и ругаться проще, чем растолковать теорию Дарвина мальчику из католической семьи. Я рад, что сменил поприще…

Мужчины рассмеялись. Их голоса удалялись.

– Я убью тебя, – прошептал Марат. Он улыбался. Его легкие клокотали, но он не слышал этого звука и не чувствовал боли. Вот это встреча. Он еще минуту смотрел вверх, на сияющую вершину купола, а потом медленно поднялся. На лакированном дереве лавки осталась липкая лужица его крови. Он пошел за своим врагом. Для него открывался последний сезон охоты на человека.

***

Он шел так же тихо, как крался за проституткой Малик. Он боялся, что Сангаре услышит его шаги, усиленные акустикой собора, и слишком рано обернется. Из-за этого Марату не удалось вовремя настигнуть жертву. У поворота портика он остановился и замер. В просвете между колоннами он увидел людей. Они были метрах в трехстах – маленький лагерь посреди кладбища. Почти все белые, но были и арабы, и негры-слуги – всего около двухсот человек. Среди них Марат заметил и стрелков. Вооруженные люди вытянулись в рассеянную линию, заняли позиции между могил. Надгробия служили им укрытием.

Марат подкрался чуть ближе и снова смог видеть Сангаре и Филиппа. Двое мужчин шли с поднятыми руками. Им навстречу из-за укрытия поднялось несколько стрелков.

– Мы идем, мы свои, – по-английски предупредил Филипп.

– Вам говорили не отходить! – раздраженно крикнул ему кто-то.

– Мы можем постоять за себя, – отозвался Сангаре. Он шел по прямой, по ровному зеленому газону. Марат вскинул винтовку, но не выстрелил. Слишком далеко. Он знал, что не попадет с такого расстояния.

Он мог бы броситься на этих людей, как раньше бросался на своих уличных противников. Он мог бы бежать и стрелять, он мог бы за считанные секунды сократить дистанцию и расстрелять старого директора в упор. Но Марат этого не сделал. Неосознанное почтение мешало ему в лобовую напасть на них. Они были не такие, как весь этот город. Они знали, куда поползут, создали свой маленький муравейник, замкнули круг. Они выглядели как колонисты с черно-белых фотографий времен англо-бурской войны: суровые лица, перетянутые амуницией светлые рубашки, большие заплечные мешки. Только в руках у них были не ружья, а современные автоматические винтовки.