Мареновая роза

Коп послушно остановился у багажника автомобиля. Норман сунул ключ в прорезь замка и открыл крышку. Внутри валялись запасное колесо (гладкое, как задница новорожденного), домкрат, два пуленепробиваемых жилета, пара ботинок, зачитанный до дыр старый номер «Пентхауза», коробка с инструментами, рация, в которой не хватало половины внутренностей. Короче, самый обычный багажник полицейской машины, ничем не отличающийся от тех, какие ему приходилось видеть раньше. Однако как и во всех других таких багажниках, в нем обязательно оставалось место еще для одного предмета. Пока напарник Бивера, пошатываясь, молча стоял за его спиной, уставившись невидящими глазами в какую-то удаленную точку, как будто узрел место, где заканчивается его прежний путь и начинается новый, Норман сдвинул коробку с инструментами в одну сторону, рацию в другую, подсунул домкрат под запасное колесо и оглядел образовавшееся свободное место, прикидывая, поместится ли человек, для которого оно предназначено.

– Сойдет, – решил он. – Хорошо. Но мне понадобится твоя фуражка, ты не возражаешь?

Коп ничего не сказал в ответ, лишь качнулся назад, в этот раз чуть сильнее, однако мать Нормана, эта застенчивая стерва, любила повторять; «Молчание – знак согласия», и Норман счел ее изречение вполне уместным и гораздо более безобидным, нежели отцовское: «Кто способен пописать самостоятельно, тот мне годится». Норман снял с патрульного фуражку и напялил ее на собственный бритый череп.

– Кггг, – выдавил полицейский, протягивая перепачканную руку и показывая ее Норману. Глаза его не сдвинулись с места; казалось, они существовали отдельно от хозяина и находились где-то очень далеко.

– Да, я вижу, кровь, проклятый бык, – проговорил Норман и подтолкнул копа к открытому багажнику. Тот свалился как подкошенный; одна дергающаяся нога свесилась через край. Норман согнул ее в колене, засунул в багажник и захлопнул крышку. Затем вернулся к салаге. Младший из двоих копов пытался встать, хотя его глаза свидетельствовали о том, что сознание к нему не вернулось. Из глаз текла кровь. Норман опустился на одно колено, взялся за шею салаги и сжал пальцы. Полицейский повалился на спину. Норман сел на него верхом, не ослабляя хватки. Когда Бивер перестал двигаться, Норман прижался ухом к его груди. Он услышал три разрозненных толчка, беспорядочных, словно предсмертные прыжки выброшенной на берег рыбы. Со вздохом Норман опять сдавил шею младшего копа, пережимая большими пальцами трахею. «Сейчас на нас кто-нибудь наткнется, – подумал он, – сейчас кто-нибудь наверняка появится», но никто не вынырнул из тумана. Из укутанного белым одеялом тумана Брайант-парка донесся чей-то голос, обозвавший кого-то сукиным сыном, и в ответ раздался дружный визгливый девчоночий смех, такой, каким смеются только алкоголики и умственно неполноценные, но этим все и ограничилось. Норман снова склонился над телом младшего полицейского и прижался ухом к груди. Парнишка должен исполнить роль декорации в предстоящем спектакле, и Норману не хотелось, чтобы декорация ожила в самый неподходящий момент.

В этот раз в будильнике Бивера ничего не тикало. Норман подхватил его под мышки, перетащил к пассажирской дверце машины и усадил на сидение. Он надвинул ему фуражку на самый лоб, как можно ниже – лицо салаги, черное и распухшее, превратилось в рожу тролля, – и захлопнул дверцу. Теперь он ощущал дрожь во всех частях тела, но худшей представлялась боль, вернувшаяся в челюсти и зубы. «Мод, – подумал он, – все из-за Мод». Неожиданно он обрадовался тому, что не может подробно вспомнить все, что проделал с Мод... с тем, что от нее осталось. И конечно же, на самом деле он здесь ни при чем; это проделки быка, эль торо гранде. Но Боже, до чего же больно! Словно его разбирали на составные части изнутри, выдергивая то винтик, то гайку, то заклепку.

Тело Бивера стало медленно клониться влево; мертвые глаза блестели на лице, как мраморные шарики.

– Ну куда же тебя понесло, милый, – проворковал Норман и, перегнувшись через колени Бивера, достал ремень безопасности. Прижатый ремнями труп больше не проявлял желания упасть. Норман отступил от машины и критическим взглядом оценил результаты проделанной работы. Ему показалось, что все выглядит вполне убедительно. Бивер просто решил подремать чуток, пока его напарник наблюдает за окрестностями.

Он снова наклонился в салон через открытое окно и, стараясь не толкнуть тело Бивера, открыл отделение для перчаток, надеясь найти там аптечку первой помощи, и его ожидания оправдались. Норман открыл крышку, достал из аптечки бутылочку анацина и проглотил пять или шесть таблеток. Он опирался о капот автомобиля, пережевывая таблетки и морщась от резкого, кисловатого вкуса, когда его сознание совершило очередной скачок в беспамятство.