Мареновая роза

– Герт, достаточно, – произнес тихий голос. У основания лестницы стояла Анна Стивенсон. Она в очередной раз оделась в черное с белым (Рози видела на ней и другие сочетания цветов, но не часто): сужающиеся книзу черные брюки и белую шелковую блузку с длинными рукавами и высоким воротником. Рози позавидовала элегантной внешности Анны. Элегантность Анны Стивенсон всегда вызывала у нее зависть.

С выражением легкого смущения на лице Герт осторожно опустила Синтию и поставила на ноги.

– Я в порядке, Анна, – сказала Синтия. Сделав четыре неверных шага по матам, она зацепилась за собственную ногу, шлепнулась на пол и захихикала.

– Вижу, – сухо заметила Анна.

– Зато я швырнула Герт, – заявила она. – Жаль, что вы не видели. По-моему, это мой самый большой подвиг в жизни. Честное слово.

– Я в этом не сомневаюсь, однако Герт скажет вам, что она сама себя бросила. Вы просто помогли ее телу сделать то, что оно уже собралось сделать.

– Наверное, вы правы, – согласилась Синтия. Она боязливо поднялась с матов и тут же опять шлепнулась на задницу (вернее, ту часть тела, где она должна располагаться) и снова захихикала. – Черт возьми, как будто кто-то поставил всю комнату на проигрыватель!

Анна пересекла комнату и приблизилась к сидевшим на стульях Рози и Пэм.

– Что это у вас? – спросила она Рози.

– Картина. Я купила ее сегодня днем. Для новой квартиры, когда получу ее. Повешу в своей комнате. – Затем с опаской добавила: – Что вы о ней скажете?

– Не знаю – давайте поднесем ближе к свету. Анна взяла картину с двух сторон, перенесла на противоположный край комнаты и установила на стол для пинг-понга. Пять женщин полукругом сгрудились вокруг стола. Нет, оглянувшись, заметила Рози, теперь их уже семеро. К пятерке, спустившись по лестнице, присоединились Робин Сент-Джеймс и Консуэло Дельгадо. Они остановились за спиной у Синтии, заглядывая через ее узкие костлявые подростковые плечи. Рози ожидала, что кто-то из женщин заговорит первой – скорее всего, воцарившуюся тишину нарушит Синтия, – но все продолжали молчать, и когда пауза затянулась, она почувствовала слабый нервный озноб.

– Ну? – проговорила она. – Что вы думаете? Кто-нибудь, скажите хоть слово.

– Странная картина, – заметила Анна.

– Верно, – подтвердила Синтия. – Чудная какая-то. По-моему, я что-то подобное видела, не помню только где.

Анна смотрела на Рози.

– Почему вы купили ее, Рози?

Рози пожала плечами, ощущая непонятный страх.

– Не знаю, смогу ли объяснить толком. Мне показалось, что она... взывала ко мне.

Неожиданная улыбка Анны удивила ее и у нее отлегло от сердца.

– Все правильно, – кивнула Анна. – В этом и состоит суть искусства, как мне кажется, и не только живописи – то же самое происходит с книгами, скульптурой, даже с замками из песка. Иногда произведения искусства просто взывают к вам, вот и все. Словно голоса тех людей, кто их создал, звучат у вас в голове. Но эта картина... она кажется вам красивой, Рози?

Рози посмотрела на картину, пытаясь увидеть ее такой, какой она показалась ей в ломбарде «Либерти-Сити», когда безмолвный язык холста заговорил с ней с такой силой, что она замерла на полпути как вкопанная, и все остальные мысли вылетели у нее из головы. Она посмотрела на светловолосую женщину в тоге маренового цвета (или в хитоне – так, кажется, назвал ее одежду мистер Леффертс), стоящую в высокой траве на вершине холма, снова заметила толстую косу, свисавшую вдоль спины, золотой браслет над правым локтем. Затем она позволила своему взгляду переместиться к разрушенному храму и поверженной статуе

(Бога)

у подножия холма. К предметам, на которые глядит женщина в тоге.

«Откуда ты знаешь, что она смотрит именно на них? Как ты можешь знать? Она же стоит к тебе спиной! Ты ведь не видишь ее лица!»

Да, все верно... но ведь ей больше не на что глядеть, разве не так?

– Нет, – медленно проговорила Рози. – Я купила ее не потому, что она показалась мне красивой. Я купила ее потому, что она показалась мне сильной. Она остановила меня на пути; значит, она действительно обладает какой-то силой. Разве для того, чтобы считаться хорошей, картина обязательно должна быть красивой, как вы полагаете?

– Нет, – ответила Консуэло. – Вспомни Джексона Поллока. Его произведения никто не мог назвать красивыми, но энергии в них, хоть отбавляй. Или Диана Арбус, например.

– Это еще кто такая? – поинтересовалась Синтия.

– Знаменитый фотограф. И знаменитой она стала благодаря снимкам женщин с бородой и портретам карликов с сигаретами в зубах.