– Не знаю, – призналась она. – В какой-то степени мне хочется думать, что если бы он стремился найти меня, то уже появился бы. Но другая часть сознания утверждает, что он по-прежнему продолжает искать. К тому же он не водитель грузовика или водопроводчик, он полицейский. Ему известно,
– Да, я понимаю, – кивнула Анна. – И потому еще более опасен, и это означает, что вам нужно соблюдать особенную осторожность. Тем важнее вам помнить, что вы не одиноки. Дни одиночества позади, Рози. Обещаете мне не забывать об этом?
– Да.
– Вы уверены?
– Да.
– А если он все-таки
– Захлопну дверь перед его носом и запру ее на ключ.
– А потом?
– Позвоню в полицию.
– Без малейшего промедления?
– Без малейшего, – подтвердила она, зная, что так и будет. Но тем не менее чувство страха не покидало ее. Почему? Потому что Норман полицейский, и они – те, кому она позвонит, –
повторял ей миллион раз: «Все полицейские братья».
– А после того, как сообщите в полицию? Что вы сделаете потом?
– Позвоню вам.
– С вами все будет в порядке, – заверила ее Анна. – В полнейшем порядке.
– Я знаю.
Она произнесла эти слова уверенным тоном, но внутри точил червь сомнения... по-видимому, она не избавится от сомнений до тех пор, пока не появится он, чтобы взять все в свои руки и вырвать ее из призрачного мира предположений и допусков. А когда это произойдет, что случится с теми полутора месяцами, которые она провела здесь – с «Дочерями и сестрами», отелем «Уайтстоун», Анной, ее друзьями? Не рассеются ли они, как сон в миг пробуждения от вечернего стука в дверь, когда она вскакивала с кушетки, на которой незаметно задремала, и торопилась открыть дверь, чтобы увидеть стоящего за ней Нормана? Возможно ли такое?
Взгляд Рози переместился на картину, стоящую на полу рядом с дверью кабинета, и она поняла, что это невозможно. Картина была обращена лицом к стене, и Рози видела только ее обратную сторону, и все же ей показалось, что она различает сам рисунок: в ее сознании выкристаллизовался отчетливый образ женщины на холме под затянутым грозовыми тучами небом над полусожженным храмом, и образ этот нисколько не походил на сон.
«А если повезет, – подумала она и слабо улыбнулась, – мне никогда не придется узнать правильный ответ на все вопросы».
– Сколько стоит квартплата, Анна? Смогу ли я осилить ее?
– Триста двадцать долларов в месяц. Хватит ли у вас денег хотя бы на первые два месяца?
– Да. – Анна могла и не спрашивать; не будь у Рози достаточно денег, чтобы обеспечить свое существование в первое время, разговор просто не состоялся бы. – По-моему, не очень дорого. Во всяком случае, для начала неплохо.
– Для начала, – повторила Анна. Она ущипнула пальцами подбородок и бросила проницательный взгляд через стол на Рози. – Из чего следует логический вопрос о вашей новой работе. На первый взгляд, звучит соблазнительно, но при всем при том...
– Сомнительно? Ненадежно? – Эти слова пришли ей на ум по дороге домой... и тот факт, что, несмотря на весь энтузиазм Робби Леффертса,
– Я бы, наверное, подобрала другие слова – какие именно, сказать не могу, – но эти тоже подойдут. Сложность состоит в следующем: если вы уйдете из «Уайтстоуна», я не в состоянии дать стопроцентную
– Конечно. Я понимаю.
– Разумеется, я постараюсь сделать все, что в моих силах, но...
– Если с работой, которую предлагает мне мистер Леффертс, не выгорит, я поищу где-нибудь место горничной или официантки, – тихо сказала Рози. – Спина сейчас беспокоит меня гораздо меньше, так что, думаю, справлюсь. Благодаря Дон я, надеюсь, смогу получить место кассира в какой-нибудь работающей допоздна лавке. – Дон Верекер обучала обитательниц «Дочерей и сестер» основам работы на кассовом аппарате, который хранился в одном из подсобных помещений. Анна по-прежнему внимательно смотрела на Рози.
– Но не думаю, что до этого дойдет, как вы считаете?
– Нет. – Она искоса бросила еще один взгляд на картину. – Надеюсь, все образуется. Между тем я многим вам обязана...
– И знаете, что нужно делать со своими чувствами, не так ли?
– Передать их дальше.
– Верно, – кивнула Анна. – Если когда-нибудь вы встретите на улице женщину, похожую на вас недавнюю – женщину, которая выглядит растерянной и шарахается от собственной тени, – постарайтесь помочь ей. – Могу я задать один вопрос, Анна? – Пожалуйста, сколько хотите. – Вы как-то проговорились, что «Дочерей и сестер» основали ваши родители. Почему? И почему вы до сих пор продолжаете их дело?