— Оно точно, возразилъ тотъ, запинаясь: — только вотъ въ народѣ ропотъ; толкуютъ, что люди-то эти ничего не смыслятъ, и до земли-то приступиться не умѣютъ… Опять, зачѣмъ же ихъ прятать на фольваркѣ!
— Народъ глупъ, нетерпѣливо сорвалъ графъ.
— Народъ, ясновельможный пане, попусту болтать не станетъ, а ужь на молодаго графа очень недовольны…
— Что такое?
— Боятся, чтобы… — И Слубень понизилъ голосъ:- боятся измѣны… Говорятъ, видѣли въ возахъ-то, что намедни привезли… оружіе…
— Какой вздоръ! Машины! Все врешь, старый хрычъ! разгорячился графъ.
— Нѣтъ, не вру… заговорилъ было управитель,
— Вонъ! крикнулъ почти съ бѣшенствомъ графъ.
Управитель стушевался. Графъ задумался и сталъ передвигать ручныя колеса кресла; все тревожнѣй дѣлалось важное лицо; онъ вынулъ платокъ, утеръ себѣ лобъ, и позвонилъ.
— Попроси ко мнѣ Владислава, приказывалъ онъ вошедшему лакею, взялъ со стола газету, повертѣлъ въ рукахъ и опять положилъ.
Скоро вошелъ Владиславъ, позвякивая шпорами.
— Запри дверь, да стулъ возьми, сказалъ старикъ.
Бронскій поглядѣлъ на отца, и притворивъ дверь, сѣлъ противъ него.
— Какое торжественное начало! Въ чемъ дѣло?
— Вотъ видишь ли… Не хотѣлось бы говорить, да время такое пришло… Тѣ-то, читалъ?… На Волыни ужь…
— Тѣ? переспросилъ сынъ.
— Да, наши красные…
— Красные! повторилъ Владиславъ и усмѣхнулся; старикъ продолжалъ на него серіозно смотрѣть.
— Что ты думаешь объ этой новой попыткѣ? спросилъ онъ.
— Я думаю, что она послѣдняя, отвѣчалъ сынъ.
Что-то въ родѣ презрительной усмѣшки пробѣжало по губамъ стараго графа.
— Интересно знать, на что они надѣются, проговорилъ онъ.
— А на что вы надѣялись? спросилъ сынъ явно уже смѣшливымъ тономъ.
Лицо старика побагровѣло: но онъ сдержалъ себя.
— У насъ, началъ онъ съ разстановкой довольно тихимъ голосомъ:- была армія, мы опирались на Корсиканца, мы….
— А за нихъ народъ, перебилъ молодой Бронскій.
— Народъ толпа барановъ, которая обыкновенно въту сторону и бѣжитъ, въ которую его пугнутъ.
— Шляхта за нихъ, продолжалъ сынъ.
— Шляхта — голодные псы, которые до тѣхъ поръ не кусаютъ тебя, покуда ты ихъ кормишь. Тутъ нужны люди, готовые всѣмъ жертвовать…
— Мы всѣмъ и жертвуемъ, не стерпѣлъ Бронскій:- все на карту, либо панъ, либо пропалъ!
— Мы?… значитъ и ты? спросилъ пораженный старикъ.
— Давно ли Бронскіе перестали откликаться на призывъ отечества? гордо вытянулся Владиславъ, поднимаясь съ мѣста.
— Да вѣдь ты губишь его! вскрикнулъ старикъ:- губишь и себя! Пристать къ полдюжинѣ шаекъ!
— Я еще ни за кѣмъ не ходилъ; ко мнѣ кому угодно, милости просимъ!
— Какъ? Въ моемъ-замкѣ? — И графъ приподнялся съ кресла…
— Батюшка, ваше здоровье… бросился молодой Бронскій къ отцу.
— Такъ эти колонисты?..
— Мои солдаты, а черезъ два дня здѣсь будетъ двухтысячный корпусъ…. къ услугамъ патріотовъ, помнящихъ 31 годъ, добавилъ онъ, улыбаясь, и хотѣлъ поцѣловать руку графа.
Въ лицѣ старика появились судорожное движеніе, и на глазахъ навернулись слезы.
— Прочь отъ меня! проговорилъ онъ болѣе грустнымъ голосомъ.
— Батюшка, это послѣднее слово? спросилъ Владиславъ.
Старикъ, въ припадкѣ одышки, махалъ рукой.
— Графъ, это ваше послѣднее слово? холодно повторилъ Бронскій.
Старикъ топнулъ ногой, едва переводя духъ.
— Время насъ разсудитъ, сказалъ Владиславъ и вышелъ изъ комнаты.
Старикъ остался съ поникшею головой: въ душѣ его въ одно и то же время бушевали гнѣвъ и какая-то темная, непонятная радость, отчаяніе и надежда… Въ старомъ травленомъ волкѣ невольно проснулся бывшій патріотъ.
"А что если они всѣ такіе?" шевельнулось у него въ головѣ: "такъ дѣйствуетъ только сила…. Я стариковъ наперечетъ знаю…. А молодежь, чортъ ее знаетъ, что въ ней такое сидитъ…."
Часъ спустя Вдалиславъ приказывалъ уже сѣдлать лошадей, когда лакей передалъ ему просьбу его сіятельства пожаловать въ молельню….
— Гнется, подумалъ Бронскій, отправляясь на зовъ. Отворивъ дверь домашней каплицы, онъ увидалъ отца передъ самою каѳедрой; откормленный ксендзъ зажигалъ свѣчи передъ образами.
— Что это, заклинаніе? проговорилъ Владиславъ, подходя къ отцу.
— Забудь нашъ разговоръ, отвѣтилъ старикъ, протягивая руку:- помолимся вмѣстѣ…. И…. буль остороженъ…. Вотъ все о чемъ я прошу….
Бронскій поцѣловалъ руку и сталъ за кресломъ. Они прослушали Te Deim; потомъ ксендзъ окропилъ водой большой ящикъ чернаго дерева, и передалъ его старому графу….
— Дай мнѣ благословитъ тебя, проговорилъ тотъ, взволнованнымъ голосомъ, протягивая къ сыну дрожавшія руки. Бронскій опустился на колѣно и наклонилъ голову на сложенныя руки.
— Ну, теперь возьми это, они твои по праву спора, сказалъ графъ, открывъ ящикъ съ дорогими пистолетами работы старика Лепажа:- осмотри ихъ хорошенько, тутъ кое-что еще есть. Дай Богъ, чтобъ они тебѣ получше служили!
Бронскій обнялъ отца, и взявъ ящикъ, ждалъ длиннаго напутствія.
— Больше ничего, кончилъ графъ:- распоряжайся всѣмъ что будетъ нужно; только не забудь, что я остаюсь здѣсь съ людьми…. Ну, прощай! Мы долго не увидимся….
Еще разъ обнялъ Владиславъ отца и понесъ подарокъ на свою половину.
"Чудакъ, думалось ему дорогой, ничего-то онъ просто не можетъ сдѣлать…."