Марфа окаянная

Анисья стояла в сторонке и боялась поднять глаза. Она было позавидовала вдовам, получившим деньги, которые и ей бы ох как не помешали. Но причитать так же, как они, у Анисьи не получилось бы, а без этого, как ей казалось, и пробовать лучше не надо, только себя позорить.

   — Ну а с тобой, милая, что приключилось?

Анисья подняла голову и обмерла. Прямо перед ней стояла великая княгиня и ласково смотрела на неё.

Первым порывом Анисьи было поддаться этому ласковому взгляду и мягкому голосу, рассказать всё, что томило её сердце, поделиться горестью своей. Но тут же она вспомнила о том, что сама себе загадала: если пожалеют её, милостью одарят, значит, нет у неё больше надежды, что вернётся Тимофей. И она сжалась вся, затрепетала, как девушка перед венчанием, которая боится своего будущего.

   — Что же ты молчишь? — переспросила Мария Ярославна. — Ко мне не молчать приходят, а боль сердечную выговорить. Может, помочь тебе смогу.

   — Прости, матушка, что обеспокоила, — еле слышно выговорила Анисья. — Ничего не надобно мне.

Великая княгиня пристально посмотрела на неё, затем достала из кармашка серебряную монету и вложила в ладонь Анисьи:

   — Да хранит тебя Господь.

Она повернулась и направилась к крыльцу, давая понять, что выслушивание просьб на сегодня окончено. Дружинники не грубо, но настойчиво стали подталкивать народ к воротам.

Анисья, томимая сомнениями, побрела домой. Она ругала себя за то, что послушалась соседку и предстала перед великой княгинею такой бестолковой, что и слова выговорить не смогла. Осрамилась вконец, хорошо, не взашей её со двора прогнали. И всё же ей немножко полегчало, в глубине души теплилась надежда, которую она не позволила отобрать у себя. Серебряную гривну она решила не тратить, а спрятать в сундучок до лучшего времени.

Дома её встретила взволнованная Тоня.

   — Матушка, без тебя воевода великого князя к нам приходил! О батюшке справлялся. Батюшка в сражении не убит, даже отмечен милостью великокняжеской. Государь Иван Васильевич деревню ему даровал. Прямо верить боюсь!

   — Да что ты такое мелешь, глупая?

   — Ей-Богу, не вру! — Тоня быстро перекрестилась. — Жив батюшка наш! Может, в пути задержался... — Она всхлипнула.

   — Не плачь, — выговорила Анисья слабым голосом, сама готовая разрыдаться. — Чего плакать? Ждать остаётся нам да Бога молить о здравии отца. Знать, сердце-то меня не обманывало. Что за воевода, скажи толком?

   — Огромный, прямо медведь. Как лошадь его носит, не знаю. Басом говорит. Ещё, говорит, заедет, попозднее. Батюшка его от гибели уберёг, вот он и благодарен. Заходить просил в его терем на Великой улице. А что, сходим давай?

   — Я вот тебе схожу! — пригрозила Анисья, сдерживая улыбку. — Чай, не девчонка по городу бегать. Выросла уж, хошь завтра замуж отдавай.

   — Мама, а чего Игнатий-каменщик приходил? — спросила Тоня с опаской.

   — Сына свово за тебя сватать, — не стала Анисья скрывать.

   — Это Мокейку, это рябого-то?! — воскликнула Тоня в притворном ужасе. — Маманя, не отдавай!

   — Не верещи! То не решено ещё. Без отцова благословения и за князя не выдам, так и знай!

Тоня замолчала, задумалась и глубоко вздохнула.

   — Скорей бы уж... — произнесла она.

Мать в ответ тоже вздохнула и обняла дочь.

   — Ничего, — шептала она, гладя Тоню по голове. — Дождёмся, а там и свадьбу справим, и жизнь наладим. Потерпи, милая, скоро уже. Сердце подсказывает...

Глава пятнадцатая