Марфа Васильевна. Таинственная юродивая. Киевская ведьма

Долго еще совещались злодеи; наконец участь порфирородного младенца была решена, и они расстались. Уснуло на несколько часов ужасное преступление, уснуло, чтобы, проснувшись с появлением утренней зари, предстать во всем виде страшного исполнения и совершить дело цареубийства, ужасающее дальнейшее потомство!..

Глава третья. Успение царевича Димитрия

Роковой день (15 мая 1591 года). – Зловещий сон Ирины Ждановой. – Предательница-мамка. – Убийцы. – Смерть девятилетнего праведника. – Тревога. – Пономарь Огурец. – Казнь злодеев.

Пятнадцатого мая 1591 года царица Мария Феодоровна с царевичем Димитрием слушала обедню в соборной церкви. День был субботний. По окончании литургии царица, получивши от священника просфору и благословение, отправилась из церкви и, по обыкновению своему, начала оделять нищую братию, в числе которой стояла при входе во храм и Агафья.

Поравнявшись с юродивой, Мария Феодоровна подала ей копеечку и молвила: «За здравие Димитрия!» Царевич, увидавши Агафью, с своей стороны подал ей также серебряную монету и сказал: «За здравие царя Феодора и за всех православных христиан!»

Юродивая, принявши подаяние и поцеловавши руку младенца, зарыдала.

Возвратившись во дворец, царица начала готовиться к трапезе и в ожидании дяди и братьев своих, бояр Нагих, занималась с сыном. Слуги носили кушанья. В это время кормилица царевича, Ирина Жданова, подошла к царице.

– He прогневайся, государыня, – сказала она, – что я расскажу твоей милости: сегодня всю ночь мне что-то не поспалось, злая бессонница обуяла меня, и я, словно рыба в безводье, металась, лежа в постели; под самое утро, когда в соборе ударили к заутрене, сон отуманил глаза мои, и я согрешила, заснула, не пошла и в храм Божий. Вот заснула и вижу, будто ты, государыня, сидишь в этой самой светлице и на этом самом месте, а на правом плече у тебя сидит райская птичка, такая раскрасивая, что и сказать нельзя, перышки золотые, и от нее по светлице идет такой свет, словно от красного солнышка. Ты, государыня, ласкаешь птичку райскую, а она к тебе ласкается; вдруг откуда ни возьмись ястреб престрашенный, влетел в светлицу, вырвал из рук твоих птичку, схватил острыми когтями, – да и был таков! Ты, государыня, горько заплакала, я, глядя на тебя, завопила пуще того… и в это время проснулась. Недобрый сон, матушка-царица, недоброе предвещает он… Береги, государыня, царевича, береги его, моего ненаглядного. Сердце недаром говорит, что есть лиходеи; Агафья юродивая недаром твердила речи мудреные – быть худу!..

Едва Жданова успела окончить рассказ, как боярыня Волохова вошла в светлицу.

– Димитрий Иванович! – сказала она, боярские дети, твои товарищи, собрались и ожидают тебя на заднем дворе: не хочешь ли позабавиться пока до обеда; пойдем, ненаглядный мой, потешься на здоровье! Засадили тебя, моего соколика, и ни на шаг из терема!

Царевич простосердечно подал мамке руку, но кормилица Жданова притянула его к себе и, заплакавши, молвила:

– Не ходи, голубчик мой, тешься здесь, в тереме, мое красное солнышко! Здесь тебе и привольнее, и безопаснее!..

Волохова бросила свирепый взгляд на добрую кормилицу.

– Ирина Жданова забыла, – сказала она, – что говорит эти речи при мамке царевичевой, которая не менее блюдет о здоровье и безопасности своего воспитанника! Непригоже, Ирина, беспокоить царицу речами подозрительными; какая опасность может угрожать младенцу?.. Разве мы живем в басурманской земле?.. Разве здесь есть враги престолу царскому?.. Смотри, голубушка, говори вперед, да не заговаривайся!

Окончивши речь свою, Волохова повела царевича из светлицы. Царица, по-видимому убежденная словами коварной мамки, не препятствовала ей и только подала знак кормилице следовать за ними, оставшись сама в каком-то рассеянии на своем месте.

Вышедши в сени, Волохова свела царевича к нижнему крыльцу, как вдруг Осип Волохов, Данило Битяговский и Никита Качалов появились на этом крыльце. Первый из них, поклонившись царевичу, взял его за руку и ласково спросил:

– Государь! У тебя новое ожерелье?..

Младенец с улыбкою невинности поднял головку и отвечал:

– Нет, Осип, старое!

Тут в руке Волохова блеснул нож, но, едва коснувшись гортани невинного младенца, выпал из рук злодея.

– Измена! Убийство! Спасите! Помогите, люди русские! – вскричала Жданова и обвила руками державного питомца. В то же время Данило Битяговский и Качалов вырвали из рук ее жертву, нож снова сверкнул, и преступление было совершено – царевич зарезан!.. Убийцы бросились с крыльца и почти сшибли с ног проходившего мимо пономаря соборной церкви. Огурец (имя пономаря)[24] поравнялся с крыльцом в то самое время, как царевич пал под ударом убийц, и, не зная, что предпринять, бросился стремглав обратно, вбежал на колокольню, заперся, – и вскоре в городе раздался набат.