Людовик Сварливый был храбрым дворянином, не боявшимся ни Бога, ни дьявола. При виде трех незнакомцев он выпрыгнул из постели, подскочил к своей шпаге и, даже не поддавшись тому ужасному ребяческому гневу, что охватывал его при малейшем недовольстве, спросил низким, хриплым, раскатистым голосом, который, вероятно, больше, чем его обычные вопли, испугал бы тех, кто хорошо знал эту буйную натуру:
– Как вы смеете входить сюда?
Опустившись на колени, Бигорн отвечал:
– Лишь горячее желание спасти нашего сира короля от измены смогло внушить нам необходимую смелость. Да соблаговолит король уделить нам минуту своего августейшего внимания: ни один из нас не вооружен. Если Его Величество сочтет, что мы повинны в каком-либо преступлении, ему останется лишь позвать стражу, и, клянусь святым Варнавой, мы даже не станем оспаривать наши головы у палача. Но, в таком случае, мы ничего не скажем.
Людовик приставил шпагу к креслу, у которого та и стояла, поспешно накинул на себя шлафрок и вопросил:
– Кто вы такие?
Поднявшись с колен, Ланселот Бигорн отвечал:
– Это – Гийом Бурраск, император Галилеи. Это – Рике Одрио, король Базоши. Я же лишь покорнейший слуга их и Вашего Величества, зовут меня Ланселот Бигорн.
– Гийом Бурраск? – пробормотал король. – Рике Одрио, Ланселот Бигорн?.. Мне кажется, я где-то уже слышал эти имена?
– Клянусь Всевышним, сир! – сказал Гийом. – Вы, вероятно, слышали, как мое имя выкрикивал глашатай полевой жандармерии, когда, по вашему приказу, назначал цену за мою голову.
– А так же и за мою! – промолвил Рике, поморщившись.
– И за мою! – добавил Бигорн. – Таким образом, сир, перед вами трое приговоренных к смерти, которых вы укрываете у себя, а ведь глашатай Шатле заявил, что всякого, кто предоставит нам убежище, ждет смерть.
Мрачный и задумчивый, Людовик Сварливый слушал его вполуха. Из того, что сказал Бигорн, его взволновало лишь одно слово, и слово это было – «измена»!..
Это слово и так уже не давало ему покоя по ночам с тех самых пор, как Мабель, в своей темнице, бросила его как зловещую угрозу.
Кто же этот изменник? Кто его предавал?..
По словам колдуньи, какая-то женщина. Женщина, которую следовало искать прямо в Лувре, в его ближайшем окружении.
– Вы бесстыдные негодяи! – проворчал Людовик Сварливый. – Ну да ладно… Подождите меня здесь. Ты, Бигорн, прав: пока король предоставляет вам убежище, пока вы у него в гостях, рука палача не опустится.
Произнеся эти слова с достоинством и величественностью, которые отнюдь не были ему свойственны, Людовик вышел из своей спальни, оставив своих гостей одних.
– Клянусь той свиноматкой, что произвела тебя на свет, – воскликнул Рике Одрио, обращаясь к Бигорну, – говорил же я тебе, что ты ведешь нас волку на съедение!
– Терпение! – промолвил Бигорн. – Волк нас не съест.
– А мы и оружия-то с собой не захватили! – проворчал Гийом.
Бигорн улыбнулся, расстегнул свой жакет и вытащил три коротких кинжала. Два из них он протянул товарищам, третий оставил себе.
– Без боя мы не умрем, не волнуйтесь! – сказал он.
– В добрый путь! – проговорил Гийом. – Вот это-то и называется – встретить смерть по-христиански, в хорошей и многочисленной компании!
– Твоя правда, – согласился Рике Одрио. – Не хватает разве что кувшинчика ячменного пива, чтобы почувствовать себя совсем уж в своей тарелке!
– Быть такого не может, – сказал Гийом, – чтобы у короля не нашлось ячменного пива, а может, и чего покрепче! Клянусь суверенной империей Галилеи, это мед… да такой, какого в Валь-д’Амур мы никогда и не пили!
Действительно, Гийом Бурраск заметил на столе большой серебряный кувшин, до краев наполненный сим славным напитком. Продолжая говорить, он подошел к столу, схватил кувшин, принюхался, наполнил серебряный кубок, из которого пил король, осушил его одним махом и с довольным видом поцокал языком.
После Гийома взбодрился Рике, выпивший не меньше друга, затем настал черед Ланселота Бигорна.
В это время король Людовик, миновав прихожую и еще две комнаты, вошел в зал охраны, где постоянно находились двадцать алебардщиков и командовавший ими офицер.
– Король! – громко прокричал один из стражников.
В один миг все похватали оружие и выстроились в одну шеренгу, отдав честь, то есть вытянув левую руку по шву и направив алебарду острым концом к земле.
Взгляд Людовика с минуту перебегал с одного стражника на другого. Губы его дрожали от ярости.
– Офицер! – рявкнул король. – Разыщите мне капитана.
Офицер исчез за дверью. Не прошло и пары минут, как появился Юг де Транкавель – бледный, напуганный этим странным ночным визитом Его Величества.
– Транкавель, – сказал король, – всех этих людей сию же минуту заковать в кандалы!
– Сир… – пролепетал капитан.
– Еще одно слово, Транкавель, – и ты сам окажешься в камере!
– Но офицер, сир!..
– И его – в кандалы вместе с ними!