Маргарита де Валуа. История женщины, история мифа

Тяжкая память о былой радости,
Поселившая в мыслях сердечную тоску,
Ты знаешь, что Небо, лишив меня услады,
Лишило меня желания!

Если кто-то любопытный, узнав о моих жалобах,

Удивится, видя, сколь сильно я удручена,
Ответьте ему одно, чтобы он понял свою ошибку:
Прекрасный Атис умер!

Атис, чья смерть печалит мои годы,

Атис, достойный любви стольких благородных душ,
Которого я вырастила, чтобы показать людям
Творенье своих рук![539]

Это коллективное оплакивание свидетельствует не столько о реальном страдании, сколько о литературной практике, сложившейся при дворе королевы, где таким образом отмечали и самые незначительные события, происходившие в ее жизни. Что касается самих стихов, будь то стихи королевы или тех, кому она покровительствовала, то они показывают, что она, конечно, испытывала привязанность к Сен-Жюльену, но эта привязанность несопоставима ни с любовью, какую она когда-то питала к д'Обиаку, ни с тем чувством, какое испытает через несколько лет к Бажомону. Действительно, изъявления верности она то и дело чередует с намеками на вероятное окончание траура и возможность новых романов:

Если бы время (да будет этот страх тщетным!)
Позволило забвению заглушить мое страдание,
Я бы хранила верность клятвам, данным столько раз, —
Больше никогда не любить!

Возлюбленный моего сердца, чье вечное отсутствие

Удалило его с моих глаз, но не из моей памяти,
Забрал с собой, без надежды на возвращение,
Всю мою любовь!

Если я перестану любить, пусть моей любви не домогаются!

Я отныне не могу ни быть взятой, ни взять
И сознаю, что время может погасить мои огни,
Ибо ничто их не достойно[540]

А ее поэты заходили еще дальше:

Слова, в которых она старается
Выразить неудовольствие, —
Все равно что озера и наживки
Для ловли сердец без их согласия[541]

.

Печаль Маргариты при всей ее демонстративности не слишком глубока, и непохоже, чтобы «прекрасный Атис», получивший столь банальное прозвище, представлял для своей царственной возлюбленной нечто много большее, чем «творенье ее рук». Равнодушие, характерное для всех этих стихов, как и утверждение, что Сен-Жюльен якобы был для нее возлюбленным «сердца», согласуются с тем, что позже скажет о ней Дюплеи, который вскорости поступит к ней на службу: в последние годы «ей на удивление нравилось внушать любовь, пристойно и скромно поддерживать ее, видеть и слушать мужчин, которые притворяются, будто увлечены ею». Эти соображения, возможно, и не позволяют утверждать с уверенностью, что Дат не был ее любовником в современном смысле слова, но вполне определенно дают возможность отвергнуть нелестные домыслы историков, которые сделают из него одну из ее «ломовых лошадей». Впрочем, не стоит обманываться насчет «мудрости», которую королева осознала в поздние годы и так сформулировала, опять же согласно Дюплеи: «Если хотите перестать любить, овладейте любимым предметом»[542]. Речь по-прежнему, как и в аргументах, которые она в свое время приводила Шанваллону, идет о том, что воображаемые удовольствия долговечней остальных. Это никоим образом не значит, что Маргарита отказывалась от удовольствия любить и быть любимой. Скоро мы получим доказательство этого, но, впрочем, это чувствуется уже и в стихотворении: ее прощание с любовью носит театральный характер.