Маргарита де Валуа. История женщины, история мифа

Эта комедия свидетельствует о репутации, какую приобрел за Ла-Маншем неракский двор. На ней сказался дух, воцарившийся в Нераке под влиянием Маргариты в 1578–1582 гг., поскольку описано, с каким энтузиазмом король и его окружение принимают представление о любви не то чтобы совсем неоплатоническое, но очень непохожее на ординарное. Не считая этих элементов, все остальное в пьесе далеко от реальности. В интересах сюжета драматург вольно обошелся с Историей, сделав принцессу и ее спутниц юными девушками, Бирона — придворным, придумав имена второстепенных персонажей и изменив отношения между Францией и Аквитанией. Может быть, по этой причине, а скорей потому, что «Бесплодные усилия любви» по эту сторону Ла-Манша станут не самой популярной из пьес великого английского драматурга, это произведение очень мало повлияет на посмертную репутацию королевы во Франции.

Слухи в обществе по 1599 г.

Оба первых памфлета, где упоминается Маргарита, датируются 1574 г., и оба были вызваны к жизни последствиями Варфоломеевской ночи. «Удивительное рассуждение о жизни и деяниях Екатерины Медичи», направленное в основном против королевы-матери и политики оттеснения вельмож, которую ей приписывали, содержит лишь мимолетный намек на Маргариту в момент ее флирта с Гизом, который мы уже имели повод упомянуть. Никакой вины ей не приписывалось, не считая «благосклонности» к герцогу, ведь автор был намерен показать «детей Франции» прежде всего невинными жертвами манипуляций дьявольской женщины.

Второй памфлет, «Пробуждающий французов», столь же знаменит, но его автор отнесся к Маргарите куда суровее. Действительно, этот текст, порожденный средой монархомахов, был направлен на разоблачение гнусностей всей королевской семьи. Так, первый диалог — это разговор двух персонажей, Историографа и его условной собеседницы Алитии. Первый утверждает, что Карл IX отдал сестру «в жены не принцу Наваррскому, [а] всем гугенотам, чтобы как бы сочетаться браком с ними»[622]. Эта фраза, несомненно, не имела того унизительного смысла, который позже ей придаст автор «Сатирического развода»: она только обличала гибельный мир, заключенный, в связи со свадьбой Генриха и Маргариты, между католиками и протестантами, и роль приманки, какую в этом деле сыграла последняя.

Зато дальнейшее куда злей. Так, Историограф описывает нетерпение Карла, решившего не ждать папского разрешения: «Что, если бы кардинал де Бурбон не захотел сочетать их браком, он сам бы повел их в церковь гугенотов, чтобы их сочетал пастор. И что, клянусь смертью Господа, он не хотел, чтобы его Марго (ибо он звал сестру так) пребывала в этом томлении дальше». На что вторая отвечает: «Дамочке нельзя было очень долго ждать: ее брат Месье хорошо знал, что лишил ее девственности. — Я не знал этого, — замечает первый, — но я своими ушами слышал, что она была готова родить, еще когда королева была в Сенте», иначе говоря, во время «большого путешествия». Излишне напоминать, что этот слух не подтверждается никаким свидетельством, — выпад был рассчитан на то, чтобы замарать королевскую семью, и в первую очередь самого короля. Тем не менее этот текст заложил два первых камня в основание легенды о королеве: ее развратную связь с одним из братьев (пока что Генрихом) и прозвище, которое дал ей Карл, — Марго.

В последующие годы Маргарита почти не привлекала внимания современников. Ее отъезд от двора летом 1578 г. вызвал некоторое волнение, которое мы уже имели случай упомянуть и которое затронуло придворных, но, возможно, перешло границы этого узкого круга, поскольку Летуаль отмечал, что она уезжала «с великим сожалением и против своей воли, согласно всеобщему мнению»[623]. Мы уже показали, что Маргарита не имела никакого отношения к многочисленным переносам своего отъезда, и, вероятно, парижское население уже приписывало ей собственную враждебность к королю Наваррскому, как потом будет делать не раз. Во всяком случае, летом 1579 г. распространилось единственное стихотворение, намекающее на ее прежний роман с протеже герцога Алансонского, — «Тень Бюсси». Возвращение королевы Наваррской во Францию в период между летом 1582 г. и летом 1583 г. уже почти не вызвало эмоций. Похоже, она оказалась в тени, поскольку никак не участвовала в придворных интригах, и во все более открытой оппозиции главным миньонам короля, царствование которых как раз начиналось. Оскорбление в августе 1583 г. и скандал, который оно повлекло, очевидно, вызвали немало слухов, но, судя по рассказам об этом, Маргариту в основном считали жертвой собственной храбрости: лишь она одна несколько месяцев назад осмелилась бросить вызов королю. Ее страсть к Шанваллону, ставшая известной публике, не стоила ей ни одного пасквиля, какой мог бы найти Летуаль[624].