Маргарита де Валуа. История женщины, история мифа

В первые годы жизни Маргарита — как и все «дети Франции» — самим существованием вызвала к жизни многочисленные «сочинения по поводу». Что могло быть естественней при дворе, который любил поэтов и платил им? Зато еще прежде, чем ей исполнилось двадцать лет, она уже стала просвещенной принцессой, любительницей и покровительницей словесности, восхищение которой авторы выражали во множестве строк — в стихах, воспевавших ее красоту или образованность, в посвящениях к литературным произведениям, которые ей преподносили, в текстах, написанных для нее или по ее подсказке. Этот расцвет, свидетельствовавший о месте, какое королева занимала на культурной сцене 1570-х гг., позже станет еще ярче[611].

За редкими исключениями «правду» о Маргарите там, очевидно, искать не надо. Большинство этих сочинений очень условны, и чем дальше по времени они от нас отстоят, тем более безлики. Что мог написать умильный Оливье де Маньи, получавший плату за то, что воспевал важные события, случавшиеся при дворе, когда на свет появилась последняя дочь Генриха II и Екатерины Медичи, кроме милых банальностей, перемежающихся с пожеланиями и предсказаниями, какими он начинил три сотни десятисложных стихов в своем «Гимне на рождение мадам Маргариты»[612]? Едва ли определенней высказались Ронсар в «пасторали» и даже Депорт в «Первом приключении». Накануне свадьбы с королем Наваррским многие произведения, посвященные этому событию, еще описывали принцессу весьма шаблонно. Если Ла Жессе в своей эпиталаме рискнул предсказать, что этот «избранный цветок» «скоро станет матерью»[613], то Ронсар в трех стихах из «Милосердия» ограничился тем, что воспел ее красоту, образованность и миротворческую роль, исполнения которой тогда от нее ожидали, — в выражениях очень хвалебных, но очень условных, в чем можно убедиться.

В последующие годы роль Маргариты в «зеленом салоне» маршальши де Рец и начало ее деятельности в качестве меценатки сделали ее источником вдохновения для многих поэтов, которые писали о ней или посвящали ей свои произведения. В частности, Депорт посвятил ей много стихов, записанных в «Альбом» маршальши, главный из которых — «Любовь к Ипполите», где неизменно воспевается невозможная страсть дерзкого влюбленного к его даме:

За целых два года, как я люблю одну красавицу,
Неповторимую жемчужину мира и его бессмертный цветок,
Я мог с ней говорить всего лишь три раза…
Воззрите на удивительную жестокость моего горя![614]

Маргарита фигурирует здесь лишь в качестве недоступной музы. Ведь, не считая нескольких прозрачных аллюзий, подобных этой, сборник описывает лишь надежды и душевные состояния поэта. В 1575 г. Жан Пассера обратился к сравнению «трех Маргарит», которыми отныне гордится королевская семья Франции, несколько раньше найденному Ронсаром:

Первая пребывает с богами;
Вторая, что из Савойи,
Становится дорогой в небеса,
А третья следует их путем[615]

.

Идея такой троичности в то время была основана больше на репутации сестер Франциска I и Генриха II, чем на репутации молодой королевы Наваррской. Тем не менее именно слава последней в дальнейшем оправдает прославление этой триады, которое получит настолько громадный успех, что станет едва ли не общим местом. В следующем году Реми Белло, посвятивший музам «зеленого салона» свои «Драгоценные камни», преподнес «Королеве Наваррской» четвертое стихотворение из этого лапидария — «Жемчуг». Опять-таки название было не более чем поводом, чтобы рифмовать строки, оно позволяло развить тему, популярную в античной и средневековой традиции, и только посвящение связывало весь стих с Маргаритой при помощи игры слов, использующей имя королевы:

Иди же, изысканная Жемчужина,
Иди ищи эту МАРГАРИТУ,
Красоты перл и цвет,
И сделай так, чтобы ты нашла место
В ее ухе или на ее лице,
Чтобы обрести ее милость[616]

.

В 1578 г. Ги Лефевр де Ла Бодери приветствовал уже более индивидуализированную Маргариту, посвящая ей свой перевод комментария Фичино к «Пиру» Платона. Послание «К светлейшей королеве Наварры» свидетельствует о его участии в распространении неоплатонизма во Франции, поскольку эрудит высказал пожелание, «чтобы все, подобно Вам, усвоили», что такое Совершенная Любовь. Тем не менее это посвящение — в большей мере вступление к книге, чем обращение к королеве, и только последние строки, стихотворные, протягивают ей зеркало — используя слова, подобные тем, какими любила щеголять она: