Маргарита де Валуа. История женщины, история мифа

1614 г. был, похоже, для королевы очень насыщенным. Помимо этого пожара, помимо политических обращений, связанных с фрондой принцев и собранием Генеральных Штатов, Маргариту в последние месяцы жизни очень занимала феминистская полемика. В самом деле, ее задело одно назидательное сочинение, вышедшее в начале года и написанное одним из ее протеже, иезуитом отцом Лорио: она обнаружила в нем утверждения, которые сочла женоненавистническими. И она написала автору длинное аргументированное письмо, изложив свою точку зрения и попросив учесть ее при следующей публикации.

В содержании этого маленького манифеста, выразившего главные мысли и заботы королевы на закате жизни, почти ничего примечательного нет — оно заимствовано из фундаментального труда Корнелия Агриппы «Речь о достоинстве и превосходстве женского пола» (1537)[603]. Здесь без претензий на оригинальность изложены главные аргументы феминисток той эпохи, с непременными ссылками на священные тексты и на Аристотеля, с целью доказать, что женщины превосходят мужчин — потому что уже почти двести лет спорили не о равенстве обоих полов, о котором впервые заявила Мари де Гурне, а о превосходстве одного над другим. Так, тот факт, что женщина была сотворена позже мужчины, из его ребра, тогда как тот был извлечен из грязи, явно доказывал, что она совершенней… Древние признали этот закон, — утверждает Маргарита, — отвергнув верховенство грубой силы, «чтобы позволить прекраснейшим душам воцариться над ними. […] Поэтому не надо больше говорить, что мир был создан для мужчины, а мужчина — для Бога, а надо говорить, что мир был создан для мужчины, а мужчина — для женщины, а женщина — для Бога»… Она по-прежнему вовсю использует неоплатоническую риторику. И избитые штампы: «Богу угоден дух спокойный, трезвый, благочестивый и такой, как дух женщины, а не буйный и кровожадный, как дух мужчины».

Если эти аргументы не слишком новы, то изложение их оригинально. Письмо короткое, излагающее самую суть дела в восьми нумерованных абзацах, ни один из которых не превышает пятнадцати строк, его не утяжеляет никакой педантизм, в нем нет ни одной невыносимо скучной цитаты, какие обожали участники этого спора; манера Маргариты узнаваема. Что касается вступления к письму, то оно резко контрастирует с примитивностью аргументации. Здесь сосредоточены здравый смысл королевы, ее простая и убедительная логика, а также ее юмор. Так, особо возмущенная вторым вопросом, рассмотренным Лорио: «Почему мужчина так почитает женский пол?» — Маргарита с ходу идет в атаку: «Посмею, прочтя все соображения, какие Вы изложили по этому вопросу, […] сказать Вам, что, побуждаемая неким стремлением отстоять честь и славу своего пола, я не могу потерпеть презрения, какое Вы к нему выражаете». Конечно, она будет говорить, «не отходя от темы, подобающей моим слабым познаниям», но станет исходить «из общеизвестной истины, что всякий должен ясно сознавать, что говорит». И ее главная мысль проста. Вы говорите, — напоминает она, — что женский пол «почитается мужчиной за немощь и слабость; Вы простите меня, если я Вам скажу, что немощь и слабость внушают не почтение, а презрение и сожаление. И намного вероятней, что мужчины почитают женщин за превосходство последних».

Вывод, что касается юмора, стоит мнимой скромности начала: «Эти резоны, изложенные женщиной, не могут иметь большой силы; но если бы им посчастливилось, чтобы их как таковые усвоили Вы, очистив от моей грубой и неловкой речи, чтобы облечь и украсить цветами Вашего красноречия, и положили бы в основу Ваших рассуждений на тему, подобную Вашей, — полагаю, наш пол обрел бы в этом бессмертную честь». Подписывая единственное свое произведение, предназначенное для прижизненной публикации, Маргарита вновь использует ритуальные формулировки, в которые знатнейшие дамы, выходя на публичную сцену, всегда старались облекать свои слова, когда им нужно было сказать или сделать что-то необычное для своего положения. Так Анна Французская извинялась, представляя себя «слабым и немощным орудием», когда взялась за перо для составления политического завещания; так Жанна д'Альбре просила прощения за «женский стиль» в манифесте, которым она тем не менее объявляла войну французской короне[604].