Маргарита де Валуа. История женщины, история мифа

Королева действительно стала при дворе редкой гостьей и удалилась в свой отель Августинцев, где ритм жизни по-прежнему задавали дискуссии, чтение, концерты, театральные представления, балы. Это одна из причин, по которым обо всех последних годах ее жизни сохранилось мало документов. Добавим к этому, что неутомимый летописец парижской жизни Пьер де Летуаль в 1611 г. скончался, оставив невосполнимый пробел в наших знаниях о поступках, жестах и сломах той, что вновь стала одной из первых особ королевства. Однако уход [Маргариты] на покой не был полным, потому что Мария ловко привлекала ее к участию в многочисленных мероприятиях, которым Маргарита символически придавала всю весомость династической преемственности, которую воплощала. В декабре 1610 г. ее выбрали крестной матерью «маленькой госпожи» — Генриетты, посмертной дочери Генриха IV, будущей королевы Англии[595]. В августе 1612 г. ей поручили принять герцога Пастрану, чрезвычайного посла испанского короля, приехавшего, чтобы заложить первый камень в основание будущих испанских браков; она явилась на прием «в платье из серебряной парчи, с открытыми рукавами, имеющими вырезы в виде арок, целиком усеянном бриллиантовыми розочками»[596].

В 1613 г., о котором свидетели эпохи молчат, присутствие Маргариты на публичной сцене было, возможно, самым скромным. Несомненно, именно тогда же умер Бажомон — отчего, мы не знаем. Скорбь Маргариты о нем, безусловно сильная, оставила след только в виде нескольких стихов в сборнике Виталя д'Одигье, который был издан по непосредственной просьбе королевы, как сообщает посвящение, и который включает, в частности, ее стихотворение. Королева изображает себя здесь оплакивающей друга в садах Исси. Она вновь обретает серьезность, сравнимую с той, какая пропитывала стихотворение на смерть д'Обиака, но в большем спокойствии, царящем здесь, чувствуется определенное стремление к смерти:

Это верно, мой Дафнис, что оплакивать вашу жизнь
В ее блаженстве — значит завидовать вам;
Но, о моя дражайшая забота,

Когда я вижу, как из-за вашей смерти пустынное поле

И бесцветный луг переживают вашу утрату,
Кто мог бы помешать в этом мне?

О мой маленький Олимп, где моя раненая душа

Бродит в одиночестве, созерцая предмет моих мыслей,
Мое подобие рая!

Видите ли вы, как в определенный час

Его тень гуляет ночью по прекрасному жилищу,
Где он когда-то жил?

[…] Но — о скудная речь отчаявшейся души!

Он вновь взят на Небо, далеко от нас, в свой полет,
Где его удовлетворенный дух

Наслаждается иным благом, величайшим и более истинным…

И если он о чем-то заботится, то это милосердная забота,
Чтобы это узрели и мы[597].

Однако умирать было еще не время: ее участия вновь настойчиво потребовала политика. Во время фронды принца де Конде в 1614 г. она применила все свое влияние, чтобы вернуть в королевский лагерь герцога Неверского, сына старой подруги, и обнародовала письмо, которое ему адресовала[598]. В ноябре того же года, когда открылись Генеральные Штаты, она также обратилась к кардиналу де Сурди, чтобы он убедил депутатов от духовенства принять королевские предложения и, главное, не соглашаться на отмену полетты, предложенную дворянством[599].

Последние обращения были продиктованы не только мудростью, но и любовью, которую она до конца жизни сохраняла к маленькому Людовику XIII. У нее вошло в привычку по любому поводу доставлять удовольствие этому ребенку, и она дарила ему роскошные подарки, такие, как «цепочка из драгоценных камней стоимостью в три тысячи экю», которую она преподнесла в феврале 1609 г. И которую ребенок гордо нацепил себе на шляпу[600]. Она также регулярно принимала его как у Августинцев, так и в Исси, где он развлекался тем, что травил зайцев или ловил рыбу на удочку[601]. За год до смерти она еще съездила в Бург-ла-Рен, чтобы приветствовать его, сидя «в кресле, на котором ее обыкновенно носили ее швейцарцы»[602]. Кстати, ребенок особо нежно любил ее. В марте 1614 г., — пишет его врач Эроар, — он встал посреди ночи, «увидев, что напротив, за Сеной, горит конюшня Королевы Маргариты, стоящая перед ее жилищем», и немедленно послал одного из своих дворян, чтобы разобраться в ситуации.