К людям, взявшимся за перо, чтобы оспорить выводы Сципиона Дюплеи, относится прежде всего Матьё де Морг, бывший проповедник королевы и духовник Марии Медичи. В 1636 г. он объявил войну «подлейшему» историографу, «которого испорченность нашего времени избрала любимцем». По его словам, Дюплеи совершил три преступления против Истории. Первое, которому Морг посвятил большую часть своего опровержения, заключалось в клевете на Марию Медичи: кардинал «усадил за работу всех продажных писателей Французского королевства, чтобы оклеветать ту, которая когда-то дала ему в руки средства для приобретения чести». И Дюплеи раболепно повиновался, не поколебавшись задеть своей клеветой других знатных дам: «Чтобы оскорбить великую государыню, он обвиняет всех женщин». Второе преступление — безудержная лесть кардиналу, доходящая до смешного: Дюплеи без устали величает его столь гротескными титулами, как «могучий гений», «светоч государства», «величайший человек века», и множит панегирики, полные небылиц. Наконец, третье непростительное преступление — оскорбление Маргариты, хотя ей тот обязан всем: «Дюплеи в то время был бедняком, взявшимся толковать философию по-французски […]; свое поприще он начал при ней, и именно со сцены этого маленького двора он перешел на сцену большого мира, на каковой теперь проявляет самую черную и самую гнусную неблагодарность, какую когда-либо выказывал человек. Чего он только не сказал в укор этой великолепной и воистину царственной монархине, которая облегчила обретение Францией покоя!» То есть Морг пытается опровергнуть утверждения историографа: «Государыню весьма добродетельную хотят представить брошенной женой, женщину, обладавшую самым благородным, сильным и просвещенным умом, какой только их пол позволял иметь женщинам того века, — ипохондричкой»[679]
. И духовник высмеивает Дюплеи за использование приема, состоящего в бесконечном повторении: «я был у нее, я ее знаю», как будто только он один был с ней знаком, как будто из-за этого надо верить ему на слово…Второе возражение исходило от человека, имевшего неизмеримо больший авторитет, чем Матьё де Морг: это был Сюлли, в 1638 г. выпустивший первое издание своих «Мудрых королевских основ экономики государства», иначе говоря, своих мемуаров. Он тоже хорошо знал эпоху, о которой писали историографы Ришелье, и без колебаний выступил в защиту своих современников, обличая «писателей, речь которых мы услышали, и прежде всего некоего Дюплеи», которые — «настоящие наемники». Последний, — обвиняет Сюлли, — очернил «таких особ, как король Генрих III, королева Луиза его жена, монархиня, почитаемая людьми самыми мудрыми и благочестивыми, королева его мать, Месье его брат, королева Наваррская, о которой он отозвался хуже всего, хотя жил у нее на жалованье, и других достойных лиц». Он им приписал «гнусности и мерзости, и зловредные и ужасные умышления друг против друга, ни малейшего признака которых никогда не обнаруживалось, притом бесстыдную лживость подобных обвинений никто не может сознавать лучше [него]»[680]
. Впрочем, Маргариту Сюлли редко упоминает в своем труде. Мы видели, что он сохранил лучшие воспоминания о годах ее молодости, в Нераке, когда королева приобщала двор короля Наваррского к правилам нетривиальной любви, но считал ее отчасти ответственной за развязывание «войны влюбленных» — по тем же причинам, что это делал и д'Обинье: оправдывая гугенотскую сторону. Зато великий казначей Франции приводит верные сведения об эпистолярных сношениях, которые имел с владелицей Юссона во время переговоров о разводе и в последующие годы — это стало для него поводом привести несколько писем королевы-изгнанницы и напомнить о ее роли в раскрытии заговора графа Оверньского и герцога Буйонского. Однако это свидетельство бывшего министра Генриха IV, опубликованное нелегально, будет целиком напечатано, став доступным для просвещенной публики, только после смерти Мазарини.