Маргарита де Валуа. История женщины, история мифа

Как бы то ни было, роман Гиза и Маргариты, не зашедший, конечно, дальше стадии флирта, должен был закончиться. Демонстрируя добрую волю, принцесса попросила о помощи свою сестру Клод, чтобы она способствовала браку герцога с принцессой де Порсиан, Екатериной Клевской. И тот покинул двор, что заставило «замолчать моих врагов, дав мне покой», — заключает принцесса. Впрочем, наметился новый альянс, лучше всего объясняющий удаление молодого герцога: речь идет о браке Маргариты с принцем Беарнским, браке, способном обеспечить прочный мир с гугенотами — во всяком случае, так уверял Монморанси[50]. Этот проект, который рассматривался уже несколько раз, был тем привлекательней для королевы-матери, что она была уже крайне раздосадована затянувшимися переговорами с Португалией; пока не отказываясь от португальской карты, она начала всерьез обдумывать этот вариант и подписала с Телиньи, зятем адмирала Колиньи, Сен-Жерменский мир (8 августа 1570 г.). Что до принцессы, ее эта перспектива привлекала мало, даже если она повиновалась решениям матери: «Умоляю помнить, что я — истинная католичка», — сказала она.

Однако колебалась Маргарита действительно не по причинам эмоционального или личного характера. Она была хорошо знакома с наследником Наваррского королевства, когда-то очень близким к четырем младшим детям Екатерины, особенно к Карлу; он прибыл ко двору и 1557 г., присутствовал во время диспута в Пуасси, участвовал в «большом путешествии» и покинул кузенов только в 1568 г., отправившись в лагерь гугенотов в Ла-Рошели. С другой стороны, принцесса хорошо шала, что обречена выйти замуж в ближайшее время (ей было уже семнадцать лет) и что для людей ее ранга брак и чувства никак не соотносятся. Конечно, она бы предпочла Гиза, который ей нравился и был для нее вполне почетной партией; но ее яростное сопротивление этому альянсу [с Генрихом Бурбоном], которое позже распишут столь многие, оплакивая в ней жертву, принесенную на алтарь политики, — выдумка, как и ее отказ произнести слово «да» во время брачной церемонии. Появление этих вымыслов было связано только с необходимостью найти уважительные причины для расторжения этого брака через двадцать семь лет после его заключения. Если понятно, что Маргарита никогда не любила короля Наваррского, то свидетельств ее привязанности к его особе и приверженности его политике вполне достаточно, чтобы окончательно отказаться от легенды о несчастном браке, в котором утонченная жена испытывает враждебность и отвращение к грубому и «дурно пахнущему» мужу. Ее настороженность, надо полагать, имела политический и религиозный характер, поскольку то и другое смешивалось; она и шла, что политическая роль принцесс состоит в посредничестве между семьей родителей и семьей мужа, в том, чтобы олицетворять их союз, заключенный в форме брака; она знала, что власть королев, их влияние зависят от того, насколько каждый из обоих домов дорожит добрыми отношениями с другим; а ведь Французский дом находился на стороне католиков, Наваррский — на стороне гугенотов, и конфликты между обоими лагерями практически не прекращались уже почти десять лет. Так что она знала, что проект подобного союза очень рискован для нее. Кстати, не она одна опасалась этого «противоестественного» альянса: Жанна д'Альбре, мать короля Наваррского, приняла это предложение только после бесконечных переговоров с двором и не менее долгих обсуждений со своими министрами[51]. Дальнейшие события покажут, что у той и другой были основания для недоверчивости.

В октябре случилась свадьба Гиза и Екатерины Клевской, сыгранная очень пышно. На горизонте вырисовались и другие браки — прежде всего Карла IX, ради которого весь двор направился в Мезьер, в Арденны, чтобы встретить в ноябре 1570 г. нежную Елизавету Австрийскую, которая вскоре станет подругой Маргариты, а также брак герцога Анжуйского и королевы Елизаветы Английской: Екатерине недавно подбросили такую идею. Конечно, королева была протестанткой; конечно, ей было уже тридцать четыре года; но английский альянс открывал много перспектив, тогда как Испания уклонялась от ответа. Поэтому Екатерина в январе 1571 г. решительно прервала переговоры с Португалией, чтобы вплотную заняться наваррским браком[52]. Впрочем, Маргарита как будто смирилась с мыслью о нем, то ли заразившись оптимизмом окружающих, то ли влекомая честолюбием, как несколько зло скажет Сципион Дюплеи, свидетельства которого достоверны не всегда, но который на сей раз, возможно, не лжет: чтобы «отвлечь» ее от Гиза, — объясняет он, — «ей предложили свадьбу с Принцем […], представив дело так […], что, выйдя за него, она получит титул королевы: поэтому она согласилась исполнить их желание, ведь честолюбие в ее сердце было сильней любви»[53].