Маргарита де Валуа. История женщины, история мифа

На «Цветочную пасху», то есть на вербное воскресенье, будущая супруга появилась в Блуа во всем блеске: «Я видел ее в составе процессии, — пишет Брантом, — столь прекрасную, что во всем мире не могло бы явиться взору ничего красивей; […] ее прекрасное белое лицо, напоминавшее небо в самой возвышенной и ясной белизне, становилось еще краше благодаря […] великому множеству крупных жемчужин и богатых драгоценных каменьев на голове, и прежде всего сверкающих бриллиантов, образующих звезду. […] Ее прекрасное тело, с роскошной и высокой талией, было облачено в платье из парчи, расшитой витой золотой нитью, прекраснейшей и богатейшей ткани из когда-либо виданных во Франции; […] [она] шествовала на положенном ей почетном месте, с полностью открытым лицом, […] представляясь еще прекрасней оттого, что держала и несла в руке свою пальмовую ветвь (как делают наши королевы во все времена), с царственным величием, с грациозностью, столь же горделивой, сколь и кроткой. […] и клянусь вам, что в этой процессии мы [остальные придворные] не слышали своих молитв»[61].

Однако Карла IX выводили из себя медлительность переговоров с Жанной, изнурение которой ничуть не лишало ее стойкости, и нежелание папы дать разрешение. Карл потребовал от прелатов разработать неслыханный свадебный церемониал, который мог бы удовлетворить как гугенотов, так и католиков: кардинал де Бурбон сочетает жениха и невесту браком в портике Собора Парижской Богоматери, а на время мессы жених скроется. С другой стороны, король не отказался от плана французской военной интервенции во Фландрию, пообещав поддержку Людовику Нассаускому, но осмотрительно попытался заручиться также поддержкой Англии: поскольку посол Бонифас де Ла Моль собирался пересечь Ла-Манш, чтобы форсировать переговоры о браке своего господина герцога Алансонского с Елизаветой, Карл поручил ему поторопить королеву объявить войну Испании… Действительно, не могла же Франция одна ринуться в такую авантюру, бросив вызов «жандарму» католического мира. Однако Англия медлила (на самом деле она вела двойную игру), вынудив Карла и Екатерину перенести выступление королевских войск под командованием Колиньи на время после свадьбы[62]. В этой атмосфере растущего напряжения и случилась в июне 1572 г. смерть Жанны д'Альбре, немедленно отнесенная на счет Екатерины и ее итальянских отравителей… Предположение было абсурдным, но в безумие последующих недель оно внесло немалый вклад.

После этого двор вернулся в столицу. Будущий муж, отныне король Наварры, «продолжая носить траур по королеве, своей матери, прибыл сюда в сопровождении восьмисот дворян, также облаченных и траурные одежды», — вспоминает Маргарита. Вступление в Париж гугенотского дворянства, сопровождавшего своего суверена, — многочисленного, вооруженного и полностью одетого в черное, вызвало шок и столице, населенной в подавляющем большинстве католиками. За несколько дней вокруг этих реформатов, с трудом поместившихся в Лувр и в жилища в соседних кварталах[63], сгустилась тяжелая атмосфера, и внутри обоих лагерей стали циркулировать самые разные и самые тревожные слухи. К свадьбе было готово все, кроме папского разрешения, которого еще не было, несмотря на неоднократные просьбы королевы-матери. Все более и более опасаясь запрета со стороны Рима, Корона в конечном счете решила обойтись без него и даже отдала 14 августа приказ не пропускать ни одного гонца из Италии[64].

Помолвка Маргариты и Генриха была отпразднована 17 августа; в тот же день заключили брачный контракт. Карл IX давал сестре в приданое «810 тысяч турских ливров […] при условии, что по получении оной суммы притязания, владения или требования означенной дамы не смогут распространяться на что-либо еще, относящееся к достоянию и наследству покойного короля Генриха, ее отца, равно как в будущем к наследству королевы-матери». Екатерина добавила к этому 200 тысяч турских ливров, а оба других брата Маргариты — еще 25 тысяч каждый. Что до короля Наваррского, он передавал жене несколько своих владений в Пикардии, в том числе шателению Ла Фер[65].