Маргарита де Валуа. История женщины, история мифа

Свадьба Маргариты Французской и Генриха Наваррского не только не установила желанный мир, но даже ускорила наступление гражданского и религиозного хаоса. В пятницу 22 августа 1572 г., то есть всего через четыре дня после свадебной церемонии, в адмирала Колиньи, вернувшегося в свой особняк на улице Бетизи после игры в мяч с королем и его друзьями, стреляли из аркебузы с намерением убить, но только ранили его в локоть и в кисть руки. Это был «первый акт» Варфоломеевской бойни, если принять терминологию, часто используемую историками. Для понимания этой французской национальной трагедии, которой предстояло оставить столь глубокие и прочные следы в сознании людей, но которая все еще по большей части остается исторической загадкой, свидетельство Маргариты очень важно. В самом деле, помимо сеньора де Мерже, секретаря графа де Ларошфуко, она была единственным очевидцем, который оставил описание ночной резни в Лувре, и ее сообщение намного содержательней и полней, чем у Мерже. С другой стороны, она была единственным членом королевской семьи, составившим об этом неофициальный рассказ, написанный не «по должности», более чем через двадцать лет после драмы и исключительно для потомства. Наконец, находясь в самом сердце конфликта, Маргарита осталась — несомненно, ее положение было уникальным — целиком вне его, поскольку, как патетически объясняет она сама, «гугеноты считали меня подозрительной, потому что я была католичкой, а католики — потому что я была женой гугенота, короля Наваррского». Так что ее свидетельство, незаменимое и бесконечно ценное, следует внимательно изучить, тем более что его иногда оспаривали.

Напомним прежде всего существующие интерпретации. Первая тайна связана с покушением на Колиньи, делом рук человека, которого быстро опознали: это был Лувье де Моревер, наемный убийца, принадлежавший к клану Лотарингцев (вероятно, человек герцога д'Омаля, дяди герцога де Гиза). Кто был заказчиком? Современники, понятно, увидели здесь прежде всего новое проявление вендетты, вспыхнувшей мосле убийства девять лет назад герцога Франсуа де Гиза; в самом деле, семья последнего подозревала, что руку Польтро де Мере направил адмирал, и с тех пор повсюду кричала, что хочет отомстить; однако подпись казалась слишком явной, а руководители католической партии были слишком популярны, чтобы у них не нашлось многочисленных защитников. Заказчика кое-кто усматривал и в лице короля Карла, который якобы по-макиавеллиевски организовал два года назад сближение Короны с гугенотами, чтобы получить возможность поймать их и сеть во время свадьбы своей сестры с королем Наваррским и всех перебить; но привязанность короля к адмиралу была тогда настолько общеизвестна, что эту версию восприняли скептически. Под подозрение попал и герцог Анжуйский — ведь это он, приказав убить Конде при Жарнаке, начал политику устранения гугенотских вождей; но он пользовался очень хорошей репутацией у католиков и еще не стал козлом отпущения для реформатов. Наконец, именем, устраивавшим всех, было имя Екатерины Медичи, которая нашла себе врагов в обоих лагерях, с давних пор стравливая их, которая была женщиной и вдобавок итальянкой: это якобы она пожелала избавиться от человека, который начал оказывать на ее сына Карла больше влияния, чем она сама, и вел дело к неизбежной войне с Испанией.