Маргарита де Валуа. История женщины, история мифа

Однако наутро король Наварры покинул покои со своими дворянами, и Маргарита, измученная, наконец, заснула — чтобы через несколько минут ее разбудил «какой-то мужчина», который «стал стучать в дверь руками и ногами, выкрикивая: "Наварра! Наварра!"». Это был «дворянин по имени Леран[78] […], раненный ударом шпаги в локоть и алебардой в плечо, которого преследовали четверо вооруженных людей, вслед за ним проникнувших в мои покои. Ища спасения, он бросился на мою кровать. Чувствуя, что он схватил меня, я вырвалась и упала на пол, между кроватью и стеной, и он вслед за мной, крепко сжав меня в своих объятиях. Я никогда не знала этого человека и не понимала, явился ли он с целью причинить мне зло или же его преследователи желали ему того, а может, и мне самой. Мы оба закричали и были испуганы один больше другого. Наконец, Бог пожелал, чтобы господин де Нансей, капитан гвардейцев, подоспел к нам и, найдя меня в столь печальном положении и проникшись сочувствием, не смог таки сдержать улыбку. Довольно строго отчитав военных за оскорбительное вторжение и выпроводив их вон, он предоставил мне возможность распоряжаться жизнью этого бедного человека». Пока Маргарита оказывала ему помощь, она узнала, что король Наварры, целый и невредимый, находится в покоях короля.

Согласно свидетельству сына маршала де Таванна, лишь в результате долгого спора, который случился той же ночью между его отцом, королем, королевой-матерью, герцогом Анжуйским и Рецем, было принято решение сохранить жизнь королю Наваррскому и Конде в обмен на отречение от реформатской религии; старик Таванн приводил доводы, что в их жилах «течет кровь французского королевского дома, которую нужно беречь и почитать, что они молоды и что им можно дать слуг, которые подвигнут их сменить религию и взгляды», в то время как «Рец настаивал на обратном — что всех надо убить: мол, эти молодые принцы, воспитанные в [реформатской] религии, жестоко оскорбленные смертью дяди [адмирала] и друзей, отомстят; мол, людей, способных подтолкнуть их к этому, хватает, и не следует наносить удар вполсилы»[79]. Таванн здесь несомненно пытается заново позолотить герб отца, приписав ему красивую роль защитника принцев — тогда как заслуга их спасения, может быть, всецело принадлежит Карлу. Что касается современников, то многие думали, что король Наваррский был обязан помилованием Маргарите: «Я слышал от одной принцессы, — напишет позже Брантом (которого не было в Париже во время резни), — что она пасла ему [Генриху Наваррскому] жизнь во время Варфоломеевской ночи, ибо, несомненно, он был обречен и внесен в кровавый список, как творили, потому что высказывалось мнение, что следует уничтожить на корню короля Наваррского, принца де Конде, адмирала и прочих знатных лиц. Однако названная королева [Наваррская] бросилась в ноги королю Карлу, прося его сохранить жизнь своему мужу и господину. Король Карл дал ей свое согласие с большим трудом, и только потому, что она была его доброй сестрой»[80]. Как видно, Брантом был осведомлен весьма хорошо, но сведения, которые ему дали, противоречат рассказу мемуаристки — которая, вероятно, не преминула бы напомнить, что спасла супруга, будь это правдой.

На самом деле Маргарита спасет немало жизней, но не жизнь мужа. Действительно, после трагикомического эпизода с Лераном она вышла из своих покоев в сопровождении капитана гвардейцев и направилась к королю «скорее мертвая, чем живая». По пути она увидела, как один человек «пал под ударом алебарды в трех шагах от меня. Отшатнувшись в сторону и почти без чувств, я оказалась в руках господина де Нансея, решив, что этот удар пронзит нас обоих. Немного придя в себя, и вошла в малую комнату моей сестры, где она почивала, и когда я там находилась, господин де Миоссан, первый камер-юнкер короля, моего мужа, и Арманьяк, его первый камердинер, пришли ко мне умолять спасти их жизни. Тогда я отправилась к королю и бросилась в ноги ему и королеве-матери, прося их об этой милости, каковую они в конце концов оказали».

На этом рассказ Маргариты как свидетельницы Варфоломеевской ночи заканчивается. Если она умалчивает о подробностях, которых недостает историкам, чтобы восстановить ход трагедии, — об этом можно пожалеть, но королева Наварры не претендовала на то, что пишет исторический труд. Содержит ли он не всё, что знала принцесса? Это возможно, но не бесспорно, ведь она дала нам одно из самых полных описаний некоторых аспектов резни — конечно, тех, с которыми столкнулась лично. Что касается сказанного ею, то мы видели, что его подтверждают многие другие рассказы. Так что неминуемо надо сделать вывод, который, кстати, совпадает с выводом многих историков, что ее свидетельство — одно из самых достоверных.