Маргарита де Валуа. История женщины, история мифа

Маршальша была не первой из тех, кто практиковал и поощрял эту форму общения: ее свекровь Мари де Пьервив, госпожа дю Перрон, и свое время тоже держала литературный салон в Лионе — итальянизированной французской столице, в ту эпоху часто опережавшей Париж и применении новинок. Однако она первой придала своим приемам тот облик, уже прециозный, который позже найдет столько подражательниц: она покровительствовала деятелям искусства и новым течениям, особенно петраркизму; она велела переписывать произведения, которые ей нравились, в «Альбом», куда попадали и ее собственные сочинения[94]; она принимала гостей в «прекрасном кабинете, украшенном зеленью», как сказано в одном из ее стихотворений, откуда прозвище «зеленый салон», данное ее храму; летом, в хорошую погоду, все перебирались в Нуази-де-Руа, где у семьи Рец была резиденция. Там маршальша священнодействовала в окружении восьми подруг, составивших таким образом группу из девяти «муз» или «нимф», каждую из которых поэты славили под каким-либо именем, в основном взятым из античности. Так, хозяйка была Диктинной или Пасифаей, тогда как Генриетта Неверская — Пистерой, а Маргарита получила имена Каллипанта и Эрия либо Эрике[95]. Три три женщины, которых множество поэтов воспело в «Альбоме» под этими именами или под собственными, очевидно, были украшением салона:

Франция, Невер, Клермон — три прекрасных Богини,
Каковые имеют единое сердце и единую волю;
У Богов никогда не было столь прекрасных возлюбленных,
И рядом с их божественностью эти Боги — ничто[96]

.

Маргарита виделась здесь с некоторыми из женщин, с которыми мы позже встретимся в ее жизни: с Мельшиор де Ториньи, которая долгое время будет ее наперсницей, с Элен де Сюржер (ронсаровской Еленой) и Мадлен де Бурдей (сестрой Брантома), которые следующим летом примут участие в поездке в Лион, а также с Шарлоттой де Бон, баронессой де Сов, которая станет злым гением короля Наваррского и герцога Алансонского. В обществе этих и многих других знатных дам можно было встретить поэтов, художников и многочисленных кавалеров, в том числе Брантома — двоюродного брата маршальши, Ронсара и Депорта, поспевавших ту или иную из этих дам, Дю Бартаса, Рапена, Ла Жессе, Пателя, Лаваля, Бийяра, Ла Рока… эти имена нам еще попадутся, потому что многие из этих поэтов сохранят привязанность к Маргарите, иные до конца жизни.

Там каждый и каждая развлекались, болтая и нанизывая рифмы, славя хозяйку дома, воспевая свои романы, реальные или воображаемые, искренние или салонные, единственные или многочисленные… В самом деле, с конца XV в. при французском дворе вошло в обычай, чтобы каждая женщина из хорошего рода имела по несколько воздыхателей, которые бы за ней ухаживали, на виду у мужа и с его ведома, тогда как любой уважающий себя кавалер должен был «служить» одной или нескольким «возлюбленным», на виду у супруги и с ее ведома. Это обыкновение, эффективность которого признана и цивилизующую роль которого часто хвалили[97], отвечало потребности направить по безопасному руслу и сделать приемлемой для общества сексуальную энергию в среде, где мужчин было в пять-десять раз больше, чем женщин[98]. Под этими формальными союзами, очевидно, могли крыться отношения любого рода, от симпатии до обыкновенной половой связи, в том числе и «прикрытие» (мнимая склонность для маскировки другой, настоящей), но существовало строгое правило: ничто не должно было выходить наружу, чтобы ничья честь не была задета и сохранялся порядок. Маргариту, как и других, восхваляли почитатели, в том числе Филипп Депорт, которому, вероятно, в «зеленом салоне» и пришла мысль написать для нее «Ипполиту» — длинную поэму, в которой он воспоет «неповторимую жемчужину мира и его бессмертный цветок»[99]. Королева Наварры, тем не менее, судя по «Альбому» маршальши де Рец, не ответила ни на один из этих призывов, храня в то время верность супругу, как пишет безымянный автор, славя Эрике-Каллипанту:

При ее виде чувствуют к ней любовь, но таковой не удостаиваются,
Ибо никакие факелы, кроме факелов какого-нибудь Юпитера,
Не могли бы воспламенить столь редкостную красоту.
Вот почему ее юность пропадает без любви,
И она так почитает свою Францию и Наварру,
Что без нее здесь ощущается лишь ужас пустыни[100]

.