Маргарита де Валуа. История женщины, история мифа

Как только мир был заключен, — пишет Маргарита, — муж дал ей знать, что хочет видеть ее рядом. Тосканский посол подтверждает это желание в депеше от 20 мая: «Король Наваррский прислал сюда г-на до Фервака, чтобы просить короля отправить к нему его жену», но получил отказ[161]. Эта просьба была первой из серии попыток, предпринятых королем Наваррским с целью добиться от Короны, чтобы Маргарите было дано разрешение приехать к нему, но успехом эти усилия окончатся только через два года. Не то чтобы он скучал вдалеке от нее, но он хотел оздоровить неудобную политическую ситуацию, сложившуюся после его бегства. Главное — ему нужно было воспользоваться услугами, какие жена могла бы ему оказать, вместо того чтобы играть на руку Алансону. Маргарита, в свою очередь, пишет, что ее позиция была неизменной. Уже после первой просьбы короля Наварры, находясь еще в Сансе, она стала умолять королеву-мать отпустить ее, но Екатерина отказала: с одной стороны, потому что ее зять снова обратился в реформатскую религию, с другой — потому что она лично обязалась привезти дочь обратно в Париж. Так же ситуация сложилась и в Париже, в сентябре, когда король Наваррский повторил свою просьбу: «В четверг 20 сентября, — пишет Летуаль, — в Париж приехал сеньор де Дюра, нарочно присланный королем Наварры, чтобы вызволить королеву Наварры, его жену, и доставить ее в Беарн»[162]. Маргарита пишет: «В это же самое время от короля моего мужа прибыл господин де Дюра, чтобы сопровождать меня, и я начала твердо настаивать на позволении уехать. Видя, что уже нет оснований мне отказывать, король сказал […], что желает сопроводить меня до Пуатье, и с этим заверением отправил господина де Дюра назад». Наконец, в декабре, в Блуа, когда Жениссак, новый эмиссар Беарнца, получил от короля отказ «в выражениях, полных угроз и оскорблений», она взбунтовалась: «Я представила, что меня выдали замуж против моего желания и воли […]. Я намерена отправиться к нему; и если даже не получу на это разрешение, то уеду тайно — неважно, каким способом, пусть с риском для жизни». Позиция Маргариты, как и ее супруга, диктовалась скорей политическими соображениями, чем чувством: она была королевой Наварры и больше не хотела быть заложницей в руках матери и брата.

Некоторые историки, опираясь на отдельные комментарии одного-единственного современника — Летуаля, ставили под сомнение ее искренность и усердие в стараниях покинуть двор. В самом деле, по его словам, Дюра «выпроводили, сославшись на некоторые ее дела в Париже, раздутые с этой целью»[163]. В этих «делах» они очевидным образом усматривали намек на Бюсси, о присутствии которого при дворе упоминает и сама Маргарита. Прежде всего, можно было бы отметить что Летуаль — при всей его склонности к сплетням — Бюсси вообще не упоминает и что для него «дела», якобы задержавшие королеву в Париже, — предлог в чистом виде. Но, главное, надо рассмотреть, в каком положении находилась королевская власть. Генриху III очень не понравились компромиссы, на которые пошла его мать, подписав мир[164]. Мало того что этот договор предоставил чрезмерные преимущества ненавистному брату, но он еще и даровал протестантам такие привилегии, как ни один из прежних эдиктов. Гнев короля Франции, поставленного перед необходимостью идти на уступки, — объяснение первого отказа делать королю Наваррскому дополнительный подарок, возвращая ему жену. Однако в октябре Генрих III, похоже, смирился с новой ситуацией. Кстати, его корреспонденция упоминает прием, который оказали Дюра: король больше не возражал против отъезда сестры и собирался послать ее вместе с королевой-матерью на встречу с Алансоном в Плесси-ле-Тур[165]. Намек Летуаля оказывается несостоятельным. Права была именно Маргарита, и дворянину короля Наваррского дали положительный ответ, по отъезд отложили. Тем не менее Корона заняла выжидательную позицию: с июня католики, недовольные мирным договором, почти по всей стране собирались на ассамблеи, создавая первую Лигу. Это объединение, поставившее целью восстановление католичества во всем королевстве, летом нашло себе сторонников повсюду. В октябре памфлет, изданный гугенотами, разоблачил стремление Гизов возглавить Лигу и, может быть, свергнуть самого короля[166]. После этого стало ясно, что статьи договора в Больё уже не действуют: Лига с каждым днем набирала силу, и Генрих III не мог по-прежнему соблюдать положения, которые и подписывал-то лишь скрепя сердце.