В нетерпении она жаловалась матери на «затянувшееся бедственное положение» и умоляла ее «сделать что-нибудь, чтобы король соизволил прекратить ее несчастья»[362]
. Но в диалоге между королем Наваррским и Короной тон все повышался. Видимо, именно тогда супруг, делавший вид, что оскорблен, отрядил к королю второго посланника — д'Обинье. «Своей честью, — якобы ответил шталмейстер на угрозы Генриха III, — он никогда не поступится ни ради Вашего Величества, ни ради кого-либо из живущих государей, пока у него в руке будет эфес шпаги»[363]. Теперь король осознал масштаб ошибки, какую он совершил, как и ловкость противников. Чтобы попробовать умаслить короля Наваррского, послали Беллиевра. Маргарита воспользовалась этим, чтобы приблизиться к пункту назначения, и в конце октября поселилась в Кутра. Там 15 ноября ей наконец нанес визит этот дипломат. «Я услышала от господина де Беллиевра, что Вы соблаговолили поручить ему передать меня королю моему мужу»[364], — сухо пишет она Генриху III, тогда как в другом письме благодарит мать за выбор посредника. «Она выразила мне удовлетворение тем, что виделась и говорила с Вами, — сообщает последнему Екатерина, — и до бесконечности благодарила меня за то, что король ее брат соблаговолил выбрать для этого Вас»[365].Однако трудности королевы еще далеко не закончились, потому что Гасконь вновь охватили гражданские и религиозные волнения. Штурм Мон-де-Марсана королем Наваррским в конце ноября, на которое маршал де Матиньон, преемник Бирона в Гиени, немедленно ответил взятием Базаса, на какой-то миг заставило страшиться худшего и, во всяком случае, сорвало достижение соглашения, поскольку король Наваррский обвинил Беллиевра в поддержке Матиньона. Поэтому первая встреча дипломата с Беарнцем завершилась неудачей или, скорее, сделкой: переговоры возобновятся, когда Матиньон выведет войска из городов по соседству с Нераком. Тогда Беллиевр приехал в Бордо, чтобы попытаться уладить ситуацию с королевским наместником.
Находясь в курсе происходящего благодаря активной переписке со всеми главными участниками событий, Маргарита переехала в Кадийак и, наконец, в Ажен, в собственные владения, где поселилась в начале декабря, ожидая, пока брат и муж не придут к компромиссу. Ее терпение начало истощаться, хотя она получала заверения от короля Наваррского. «[Он] просит меня не скучать из-за промедлений и не расценивать их дурно, уверяя, что дело не в недостатке доброй воли или дружеских чувств с его стороны»,[366]
— писала она Беллиевру. Однако она не просто ждала: она сама встречалась с Матиньоном и постоянно ему писала; она совещалась с Монтенем, вовлеченным в конфликт в качестве мэра Бордо[367]; она примирилась с Пибраком, третьим посланником, которого король Наваррский отправил для переговоров с Генрихом III; она торопила их всех.Беарнец оставался несговорчивым. В конце декабря, — с удовольствием пишет Летуаль, — он прислал ко двору четвертого эмиссара. «Сеньор д'Иоле, свитский дворянин короля Наваррского, прибыл в Париж к королю, чтобы умолять Его Величество от имени своего господина соблаговолить вывести из города Базаса и других соседних мест гарнизоны, каковые туда поставил маршал де Матиньон. С ним говорила королева-мать и весьма сетовала на дурное обращение, каковое терпит ее дочь со стороны названного короля Наваррского, требуя от поименованного д'Иоле дать знать своему повелителю о ее недовольстве этим, и произнесла великое множество резких и неприятных слов, чередуя их с угрозами, в случае если он [король Наваррский] не заберет ее обратно. На что поименованный д'Иоле довольно смело ответствовал: он-де передаст это своему повелителю, но знает его как государя, которого не запугаешь»[368]
.Екатерину и в самом деле приводила в отчаяние участь Маргариты. В январе 1584 г. она просила Беллиевра «не оставлять дело оной моей дочери и не бросать его, пока, если это возможно, она не воссоединится с мужем». Через несколько дней, полагая, что переговоры уже вот-вот завершатся, она побуждала его «докончить это благое дело, для чего как будто никаких затруднений не предвидится». Наконец, после болезни, от которой она на некоторое время слегла в феврале, она извинялась, что не «могла ответить на все Ваши письма, а равно писать оной моей дочери так часто, как я желала бы»[369]
. Правда, терпение Маргариты было уже на исходе, как показывает ее признание Матиньону: «Думаю, есть люди, которые напрягают свой ум лишь затем, чтобы усиливать и сохранять зло; а я, несчастная, за все расплачиваюсь. Но терпение! — я надеюсь, что получу столько же помощи от Бога, сколько злобы встречаю со стороны людей»[370]. По счастью, она нашла себе занятия в Ажене, графиней которого являлась. Она неоднократно защищала интересы этого католического города, отданного под ее власть, рекомендовала некоторых его жителей маршалу де Матиньону или на службу Короне, оказывала поддержку в создании иезуитского коллежа.