Маргарита едет к морю

Пошло затемнение, из недр которого вдруг раздался отчаянный крик: «Она живая, живая!» «Свет!» – рявкнул в свою очередь режиссер. Когда свет дали, взорам изумленной публики предстала такая картина: на полу, у распластанной лягушки, сидел, размазывая слезы, Егор. Над ним с гневным лицом, играя желваками, нависал Сева Брандт, шило валялось рядом.

– Э-э-э, такого в сценарии не было! – выбежал на сцену Александр Васильевич. – Сева, батенька, угомонитесь! И кто, кто, я вас спрашиваю, подменил лягушку?

Едва не пострадавшее земноводное унесли, артистов успокоили, репетиция пошла своим чередом. Вечером при полном зале сыграли «Пигмалиона». Маргарита до начала спектакля подглядывала в щелку занавеса за нарядной публикой и чувствовала, как ее кровь от страха превращается в прохладный серебряный ручеек. Выйти на сцену перед таким скоплением народа ей казалось невозможным. «Даже в подземельях Шампан было не так жутко», – решила она, окончательно уверившись в том, что артисты – странные люди. Впрочем, девочка немного изменила свое мнение, когда актеров после финала четыре раза вызывали на поклон. И цветов надарили столько, что пришлось занять ведра даже в костюмерной. В просторном буфете между тем заканчивали приготовления к празднику.

– Ох и люблю же я подобную суету! – Че помогал Корице расставлять цветы на банкетных столах. – Крахмальные скатерти, звон хрусталя, обнаженные плечи, локоны…

– Звон шпор забыл, – в тон ему продолжила Корица, – вот только скатерти давно не крахмальные, а одноразовые.

– Но какой вид из окон! – заискивающе продолжил герр Чертополох. – Ты только взгляни! Синее море, белые корабли, набережная, полная народу.

Во время всей этой праздничной суеты Маргарита несколько раз все-таки заглянула в свой планшет. Валерка не подавал признаков жизни, и девочке начало казаться, что все, приключившееся с ней, было всего лишь долгим, странным сном. А когда начались застольные речи, она подумала, что приготовление к празднику и его ожидание куда лучше самого действа.

Но, после того как «приветственными словами» обменялись директора театров и главрежи, все дружно принялись за угощение и вскоре перешли к «капустнику». А это вовсе не пирог, как, наверное, успели подумать некоторые далекие от театра читатели. Это веселый самодеятельный концерт, который артисты готовят для самих себя.

Номера получились один смешнее другого. Маргарита не заметила, как пролетело время, и вот уже настала пора расходиться. В сгустившихся сумерках она, Корица, Че, Георгий и Александр Васильевич двинулись в направлении пансионата. «У вас завтра финальный прогон, – напомнила внучке бабушка, – смотри Егор Назаренко какой дисциплинированный, уже давно ушел». Хотела было Марго пересказать Корице эпизод с лягушкой, да передумала. Не до грустных историй, когда Южная бухта переливается огнями, а в теплом воздухе плывут запахи цветов и акации. Но разговор о преображении Севы Брандта затеял Александр Васильевич:

– Где, кстати, наш сегодняшний герой? Не ожидал, не ожидал я от него такого перерождения. Такой мощи! Вот это я понимаю – поработал над ролью.

– Кто, Сева? – с насмешкой спросила Корица. – Сколько его знаю, он никогда не был склонен к серьезным драматическим ролям и тяжелой работе.

– Меняются люди, меняются. Ответственность с годами приходит. Сегодня с половины банкета ушел, сославшись на то, что выспаться надо перед завтрашним ответственным прогоном. И Егор тоже. Маргарите, кстати, не помешало бы взять с них пример.

– Я как раз хотел предложить всем выпить чаю у Карпо, – огорченно заметил Че, – а вы все «спать, спать».

– Не до того, действительно, – остановилась у дверей номера Корица, – послезавтра у Маргариты дебют… Что это?

Она недоуменно повернула ручку и легонько толкнула дверь их с Марго номера. Та, к всеобщему изумлению, оказалась незаперта.

– Но я же точно помню, что…

– Погоди, Евгения! – Отодвинув Корицу, Че первым нырнул в темноту прихожей и только через некоторое время, когда зажегся свет, позвал остальных:

– Входите, чисто!

– А вот и нет! – с порога заявила Маргарита и, обуреваемая нехорошими предчувствиями, кинулась в тот угол, где лежала перевернутая клетка Перцовки. Она была пуста!

– Евгения! – Усугубив неразбериху, в комнату вбежал Назаренко-старший. – Что тут у вас? Егора моего нет? Он не с вами?

– Он же раньше ушел, с травести – Еленой Сергеевной, – ответил Александр Васильевич, топтавшийся у двери.

– Его нет в номере, и нигде нет, и телефон на тумбочке. О, боже! – Великан Назаренко беспомощно опустился на стул.

– Тихо! – скомандовал Че. – Всем успокоиться. Давайте по порядку.

Глава двадцать первая

беспокойная

– Какой уж тут порядок, – громко вздохнул Игнат Петрович, который ничего не умел делать тихо, – внука-то нет.

– И Перцовки, – подхватила Маргарита.

– У вас, уважаемый, – перебил девочку народный артист, – собачка была. Она след брать не обучена?

– Ну, не она, а он, во-первых, – недовольно пробурчал пекинес, протискиваясь к тому месту, где лежала опрокинутая клетка Перцовки.