Читаем Марго полностью

Оставшись здесь одна, Марго робко подошла к возвышению. Сначала она стала рассматривать позолоченных грифов, стоявших по обе стороны ванны. Она не решалась войти в воду, которая была пo меньшей мере розовой водой в ее представлении. Но вот она осторожно сунула в нее одну ножку, потом другую, и замерла на месте, созерцая картину. Она мало понимала в живописи, и нимфы Буше показались ей богинями; она не представляла себе, что подобные женщины могут существовать на земле, что можно есть такими белыми руками, ступать такими маленькими ножками. Чего бы только она не дала за то, чтобы быть такой же красавицей! Ей и в голову не приходило, что она со своими загорелыми руками во сто крат красивее этих кукол. Легкое движение занавески вывело ее из задумчивости; она вздрогнула при мысли, что ее могут увидеть, и погрузилась в воду до самой шеи.

Вскоре какая-то сладостная истома овладела ею. Она принялась играть в воде кончиком своего пеньюара, как это делают дети, начала считать цветы и розетки на стенах и на потолке, потом стала разглядывать маленьких амуров, но ей не понравились их толстые животы. Тогда она прислонилась головой к краю ванны и взглянула в полуоткрытое окно.

Ванная комната была расположена в нижнем этаже, и окно ее выходило в сад. Разумеется, это был не английский сад, а просто старинный сад во французском вкусе, ничуть не уступающем любому другому: прекрасные аллеи, посыпанные песком и окаймленные самшитом, большие цветники, пестреющие разнообразием хорошо подобранных красок, красивые статуи, разбросанные там и сям, и лабиринт из белых буков в глубине. Марго смотрела на этот лабиринт, и темный вход в него вызвал в ней смутные мечтанья. Ей пришла на память игра в прятки, и она подумала, что в извилинах лабиринта есть, должно быть, много укромных местечек, где можно отлично прятаться.

Красивый молодой человек в гусарском мундире вышел в эту минуту из лабиринта и направился к дому. Миновав цветник, он прошел так близко от окошка ванной комнаты, что нечаянно задел локтем ставень. Марго невольно вскрикнула от испуга. Молодой человек остановился, приоткрыл ставень и приблизил голову к окну. Он заметил Марго, сидящую в ванне, и покраснел, хотя был гусар. Марго тоже покраснела, и молодой человек удалился.

IV

Есть в подлунном мире одна беда, тяжкая для всех смертных, а в особенности для молоденьких девушек: дело в том, что благоразумие — это своего рода труд, и для того чтобы быть мало- мальски благоразумным, необходимо прилагать много усилий, тогда как наделать глупостей очень легко, стоит только поддаться самому себе. Гомер утверждает, что Сизиф был разумнейшим из смертных. Однако поэты единодушно обрекли его вкатывать на вершину горы огромную каменную глыбу, которая тотчас же снова падает вниз на беднягу, немедленно начинающего все сначала. Истолкователи выбились из сил, доискиваясь смысла этой пытки; я же не сомневаюсь в том, что древние с помощью сей прекрасной аллегории хотели изобразить благоразумие. Ведь благоразумие и в самом деле — огромный камень, который мы непрерывно катим вверх и который постоянно падает обратно нам на голову. Заметьте при этом, что в тот день, когда он вырывается у нас из рук, никто уже не помнит о том, сколько лет подряд мы возились с ним, и, напротив, если какой-нибудь сумасброд случайно совершит хоть один благоразумный поступок, все без конца восторгаются им. Вот сумасбродство — это не камень. Это — мыльный пузырь, который, танцуя, кружится перед нами, окрашиваясь, словно радуга, всеми оттенками, какие только существуют в природе. Пузырь этот, правда, может иногда лопнуть, бросив нам в глаза несколько водяных брызг, но в тот же миг образуется новый пузырь, и чтобы поддерживать его в воздухе, от нас требуется только одно — дышать.

Путем этих философских размышлений я хочу показать, что нет ничего удивительного, если Марго чуточку влюбилась в молодого человека, увидевшего ее в ванне, а также хочу добавить, что это вовсе не рисует ее с дурной стороны. Когда в наши дела вмешивается любовь, она не нуждается в помощниках, и все мы знаем, что закрыть перед ней дверь еще не значит помешать ей войти. Здесь же она вошла через окно, и вот как это произошло.

Молодой человек в гусарском мундире был не кто иной, как Гастон, сын г — жи Дорадур, который, не без труда оторвавшись от своих гарнизонных увлечений, только что приехал к матери. Волею судеб комнатка, где жила Марго, была угловой, так жз как и комната Гастона, и окна их приходились почти как раз одно против другого и притом на весьма близком расстоянии. Марго обедала вместе с г — жой Дорадур и проводила с ней все время до ужина. Но с семя часов утра до полудня она оставалась в своей комнате, а Гастон в эти часы по большей части находился в своей, — так что Марго в это время не могла найти лучшего занятия, как шить, сидя у окошка, и смотреть на своего соседа.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза / Проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее