Марго Мертц всё уладит

Кажется, он решил устроить ежегодную пирушку в честь своего дня рождения. Под «оденьтесь прилично, но со смыслом» имелось в виду «оденьтесь как можно вульгарнее». О прошлогодней вечеринке до сих пор ходили слухи. Кто-то оделся как Ар Келли,[91] другие нацепили откровенно расистские костюмы – от времен «микроагрессии» двухтысячных[92] до Строма Термонда[93] из пятидесятых. Пи-Бой пришел под видом Джеффри Эпштейна.[94]

В общем, замысел понятен. Как правило, через пару месяцев ко мне приходят клиенты с просьбами удалить фотографии.

Само мероприятие, разумеется, меня не радовало (что за гадость!). Однако за ним скрывались грандиозные перспективы. В доме у Криса намечалась шумная и людная тусовка, причем он наверняка напьется и потеряет бдительность. Я смогу пробраться в дом, скачать с ноутбука все, что мне требуется, собрать улики и тихонько улизнуть.

Одна беда: пусть зовут «всех подряд», люди-то знают, что я не хожу по вечеринкам и не пью спиртного. Кроме того, Крис наслышан о моей ненависти. Мое появление однозначно всех насторожит. Проще пойти вместе с Эйвери. Но мы к тому времени расстанемся…

А может, не стоит спешить? Да, это жестоко – столько времени водить его за нос, но Эйвери слишком полезен, чтобы его терять. Без него я не попала бы в фотоклуб и к Дэнни, где он проявил необычайное рвение и изрядно помог. Может, у Криса он тоже пригодится?

Лучше повременить с расставанием до субботы. Я отправила Эйвери сообщение, и мы весь следующий час неспешно переписывались. Он еще раз извинился. Я сказала, что от его извинения меня снова тошнит, чем вызвала очередной шквал раскаяния. Потом мы обсудили важные темы (изменение климата) и совершенно незначительные (почему есть армрестлинг, а «футрестлинга» не бывает).

Не успела я опомниться, как пробило два часа. Я пожелала Эйвери спокойной ночи, хотела еще раз погуглить симптомы перед сном, но руки наконец перестали дрожать. Может, это было оттого, что меня тошнило? Не знаю.

Следующим утром я проснулась на удивление бодрой. В деле наметился прогресс, желудок уже не бунтовал, а папа, кажется, забыл про диету, потому что на столе лежала упаковка на двенадцать пончиков с сидром из любимой папиной кулинарии, до которой ехать сорок пять минут. (Если отец нарушает диету, то делает это с размахом.)

Однако стоило миновать школьные двери, как хорошее настроение улетучилось без следа. В восточном крыле было на удивление людно. Возле ящичков крутился Палмер с обоими заместителями. Одну из дверок уборщик прикрывал газетой. Палмер умолял всех идти в классы, загораживая спиной надпись. Но там отчетливо виднелось: «ШЛЮХА».

Ко мне подбежала Келси…[95] Хоффман.

– Ты видела мой ящик? – спросила она, кипя от злости.

– Так это твой? Офигеть! Знаешь, кто это сделал?

– Скорее всего, Джастин. Мой бывший. Последний парень, с которым я встречалась до каминг-аута. Он обиделся. Принял на свой счет. С тех пор словно взбесился.

Я не очень хорошо знала Джастина Спитцера, но постаралась запомнить, что в «Реестре» напротив него надо поставить пометку «мелкий злобный гаденыш».

– Как успехи с сайтом? Нас так совсем загнобят. Девчонки в чате с ума сходят.

Слухи ходили и прежде. Кто-то распечатал фотографию Тайры Майклс топлес и приклеил к лобовому стеклу ее же машины. У Джесс Линд на шкафчике в спортзале написали «Тупая ДРЯНЬ». А теперь вот – это. Я обвела взглядом толпу. Неужели эту выходку тоже спустят с рук? Девочек будут травить и дальше, а идеи Натаниэля Готорна[96] – процветать?

Я буркнула:

– Извини, мне пора. – И отделилась от толпы зевак.

К черту всех. К черту школу. И Криса Хайнца туда же. Перед глазами стояла картинка: как он сидит за компьютером и с хохотом заливает фотографии. Ему плевать, что будет потом, плевать на горькие слезы девчонок. Ужасно хотелось вырвать ему кишки. Медленно, сантиметр за сантиметром, чтобы прочувствовал эту боль.

С горящими ушами я зашагала к своему шкафчику, возле которого ждал Эйвери. Он нервно поигрывал чьим-то замком, крутя его в разные стороны. Когда я подошла, Эйвери поцеловал меня в щеку – правда, я почти не заметила – и сказал:

– Привет. Есть новости про субботу.

– Да? – Что бы он ни задумал, надо обязательно затащить его на вечеринку к Крису. – Кстати, про субботу…

– Первым делом, конечно, заглянем на прием к моей матери, – продолжил Эйвери, и я запоздало вспомнила про грандиозный бал. Вот черт. – Я очень рад, что ты пойдешь. Но я тут сообразил, что в субботу будет месяц, как мы встречаемся, и…

Господи. Что за день…

– Правда? – спросила я, свято веря, что месячные юбилеи отмечают только завязавшие алкоголики.

– Знаю, по-твоему, это глупо. Но дай сперва договорить. Выслушай. – Эйвери широко улыбнулся, старательно хлопая ресницами.

Меня его ужимки не трогали. К чему эти гримасы, когда на ящичках моих одноклассниц пишут «Шлюха» и «Дрянь»?

Эйвери не унимался: