Опять поймала себя на том, что составляю список. Перечень людей, которых я обманывала, водила за нос и обижала… случайно или намеренно. Я открыла «Реестр» и начала просматривать таблицу из одиннадцати с лишним сотен строчек. Глядя на свои комментарии и скупые примечания к каждому имени, я поняла, что «Реестр» не поможет. Он безлик и субъективен. В нем мои одноклассники превращаются в числа, а я должна видеть в них людей. Пришлось его закрыть.
При помощи старых добрых мозгов я от руки составила перечень тех, кого я обидела, и принялась за дело. Я начала с Келси. Те сообщили, что формально я перед ними уже извинилась в кафе «У Ника», сказали, что не надо «повторяться» и «испытывать их терпение». Видимо, они были на пути к тому, чтобы меня простить.
Потом шла Бет. Я набросала ей самое красноречивое послание, какое только могла. Сказала, что сожалею о своих бесконечных сообщениях. Что я зря воспринимала ее как личный дневник. Сказала, что очень рада за нее. Что поняла, почему так вышло. В конце добавила, что это мое самое последнее сообщение.
И только потом поняла, что именно этого она и просила не делать. Длинные, бессвязные предложения одно за другим обижают ее и расстраивают. Я пыталась переписать текст, сделать его более скупым и официальным, но ничего не выходило. Наверное, потому, что это было лишнее. Она просила оставить ее в покое. Я решила, что лучше всего извинюсь перед ней, если так и сделаю.
Я удалила черновик сообщения. А потом – и номер Бет из списка контактов.
Ни к чему оставлять за собой последнее слово. Настала пора отпустить Бет.
И знаете что?.. Удалив ее номер из телефона, я почувствовала себя… намного хуже. Странно. Может, смысл извинений вовсе не в этом? Может, они не должны успокаивать совесть? Просто иногда надо взять… и попросить прощения?
Или, может… (слушайте внимательно) я извинилась не перед всеми? Поэтому и не скинула по примеру Дженджи полтора килограмма – потому что процесс еще не завершен?
Я очертя голову ринулась извиняться перед каждым, кого могла вспомнить.
Извинилась перед Гарольдом, Дженджи и Дэнни за взлом их компьютеров. Дженджи была наслышана про мои попытки уничтожить «Шлюшек Рузвельта» и в целом меня поддержала. Дэнни тоже воспринял извинения нормально. (Мне так кажется. Он ничего не сказал.) А вот Гарольд, естественно, не мог упустить шанс и повел себя как последний придурок. Он прочитал целую лекцию о неприкосновенности частной жизни и свободе слова, о том, что «лгуны служат сатане» и все такое. Его разглагольствования я слушала краем уха, сама думая о том, какой он все-таки лицемер, учитывая, сколько порнушки он хранит на жестком диске и какие непристойные гадости он порой отправляет. В конце концов Гарольд убежал, пригрозив нажаловаться Палмеру и припугнув меня тем, что его отец – масон. Кто бы сомневался…
Затем я вспомнила про миссис Блай, но поняла, что перед ней извиняться не за что. Вместо этого я пожертвовала триста долларов, которые она дала мне в качестве взятки, в фонд планирования семьи. Совесть успокоилась – благодаря миссис Блай несколько женщин смогут пройти маммографию и сдать анализы у врача.
Дальше – больше! Я извинилась перед родителями за то, что воспринимала их как должное и скрывала от них некоторые аспекты своего бизнеса. (Они до сих пор так и не придумали мне достойного наказания[143]
.) Потом пригласила в «Гаэтано» дядюшку Ричарда и извинилась за то, что не разговаривала с ним на семейных сборищах. Он меня удивил – в ответ тоже искренне попросил прощения за провалившуюся затею с химчисткой.Тут меня понесло. Я извинилась перед бариста в кафе за то, что пользовалась их туалетом, ничего не заказывая; перед школьным охранником – за то, что тайком проникала в школу, перед бабушкой – за то, что слишком редко ей звонила. Даже перед Элисс Браун из Брайтона за то, что притворялась ею и пустила слух, будто у нее инфекция мочеполовых путей. В большинстве случаев реакция была одна: «Э-э-э… Ну ладно».
Потом, спустя неделю, стало ясно, что эти мелкие, ничего не значащие пустяки на самом деле помогают оттянуть главное. Эйвери. Если кто и заслуживал моих извинений, то это он. Я обманывала его, использовала в своих интересах, сознательно издевалась, потому что верила, будто мои дела важнее его чувств. Или потому, что он богатый и может в качестве утешения купить себе что угодно. Хотя это вовсе не так. Я облажалась и была обязана перед ним извиниться.
Однако я никак не могла себя заставить. Это была уже не прокрастинация, а настоящая патология. Я несколько раз приезжала в его район, находила нужный дом… и проходила мимо. Наверное, со стороны выглядело так, будто я его преследую.
Сама не знаю, что со мной творилось: чтобы я – и тянула до последнего? Никогда не любила тратить впустую время, а сейчас намеренно медлила.