Марго Мертц всё уладит

– Я летом должен отвозить сестру в лагерь. Когда ты портишь мне машину, то в первую очередь делаешь хуже Мэдисон!

Сестру? О господи, у этого урода есть сестра? В голове не укладывается. Хотя… можно запросто представить, как он прикрывается ею в суде. Так и слышу: «Ваша честь! У меня младшая сестра, поэтому я не мог запустить порнографический сайт». Вот козел!

– Придурок, я не трогала твою машину. Иди домой, пока за тобой полиция не приехала.

Крис вспыхнул от гнева. Он поднял биту, явно собираясь вершить правосудие в лучших традициях пещерного человека, но я достала телефон и запустила трансляцию в Инстаграм.

– Давай-давай, Крис! Разбей мне стекло в прямом эфире. Посмотрим, что на это скажет судья.

Крис, кипя от злости, опустил оружие.

– Какая же ты гребаная (слово, которое используют худшие представители мужского пола).

Он ушел, волоча за собой биту.

Я села в машину и перевела дух. С чего он решил, будто я порчу ему автомобиль? (И почему я сама до такого не додумалась? Прикольно ведь, когда он бесится и машет руками.) Интересно, кому еще нравится его злить? Я не заглядывала в чат «Ярость» с тех самых пор, как закончилась учеба, – решила дать себе передышку. Но теперь открыла Ватсап, и увиденное согрело мне душу. Фотографии шли одна за другой: от невинного возмездия (вроде вылитого в рюкзак коктейля) до открытого акта вандализма (расцарапанная ключами машина Криса, разбитое вдребезги лобовое стекло у Кайла, сожженная напрочь спортивная сумка Пи-Боя!). Чат из группы поддержки для жертв насилия превратился в галерею мужских страданий.

Я расхохоталась. Оставила несколько комментариев и загрузила свежее видео с Крисом. Отличные настали времена!

* * *

Фотографий с Сэмми в чате не было – ему, видимо, удалось избежать народного гнева. Может, потому, что он сотрудничал с Кэролайн Голдштейн. Передав все имеющиеся у него улики, он признал себя виновным и получил двести часов общественных работ. Правда, из Ренселлера его отчислили. Последнее, что я слышала (от его мамы), – что он подумывает через год поступать в местный колледж.

Спустя месяц после моих извинений Сэмми прислал ответ.

СЭММИ: спасибо за то, что велела идти к адвокату.

Не совсем «Я тебя прощаю», но все к тому идет. По крайней мере, Сэмми понял, что я за него переживаю. А пока надо смириться.

Что до тех, кто заглядывал на сайт, загружал и скачивал фотографии, то они в большинстве своем отделались легким испугом. Некоторых самых заядлых пользователей отстранили от занятий. Еще двоих – которые распространяли фотографии – вызвали (о ужас!) на ковер к директору Палмеру. Остальные не понесли никакого наказания. Увы!..

Ах да, одну девчонку из девятого класса, которая скачала фотографии, чтобы припугнуть соперницу, все-таки исключили. Девочек, видимо, судят по другим стандартам.

Однако рада сообщить, что Голдштейн оказалась верна своему слову. Она не только выдвинула обвинения и привлекла внимание общественности, она еще и настойчиво добивалась того, чтобы школа тоже принимала участие в разбирательствах, выступая в защиту тех, кто решил промолчать. В следующем году обещали ввести новый курс информационной безопасности, в который включат раздел про интимные переписки и согласие. Итак… победа?

Мое участие в деле завершилось, когда я передала его Кэролайн и полиции. Поэтому звонок офицера Д’Антони изрядно удивил. Тот попросил явиться на допрос, поскольку меня (представляете?) обвинили в противоправном поведении.

Оказывается, когда Гарольд Минг обещал меня засудить, то была не простая угроза, чтобы выпустить пар (и заодно заплевать слюнями). Он официально выдвинул обвинения во взломе компьютера и написал заявление. Отец отвез меня в участок, где я с чистой совестью призналась Д’Антони, что действительно скопировала жесткий диск Гарольда и обнаружила там уйму непристойных фотографий несовершеннолетних девочек.

Мне присудили отработать до конца лета сорок часов общественных работ. (А Гарольду – сто. Ха-ха!)

На этом все. Дело закрыто. Пусть не совсем – суд наверняка затянется, – но прямо сейчас я могла вздохнуть спокойно.

К этому тоже требовалось привыкнуть. Последний раз свободное время у меня было в девятом классе. Ужасно хотелось взяться за какое-нибудь дело, чтобы сохранить рассудок. После того как Крису предъявили обвинения и стало известно, какую роль в его разоблачении сыграла я, меня буквально завалили заказами (причем Стэнфорд не стал дешевле). Но я взяла себя в руки и решила воздержаться от работы, чтобы поразмыслить над этичностью своих поступков. Я пыталась заняться старым добрым самоанализом, который хоть и выматывал, но все-таки давал свои плоды. Я завела дневник. Стала помогать матери по дому. Изредка заглядывала в спортзал «Тринити-тауэрс» и ходила по беговой дорожке, пока с натуги не вываливала язык (что занимало примерно семь минут). В общем, работала над собой.