Марьград (СИ)

Игорь пожал плечами, достал из рюкзака все необходимое для «ополоснуться-побриться», отправился в нужник. Машинально поправил себя: теперь правильнее называть это помещение туалетом — в нужниках-то кто же бреется…

Вышел посвежевшим, вытащил на свет Божий баночку с кофе, сигареты, зажигалку, блокнот, карандаши. Приступил к задуманному. Федюня продолжал молча раскачиваться.

Дочертив-допив-докурив, Игорь позвал, сначала построже:

— Федосий, ну!

Затем помягче:

— Федюня, да что с тобой, дружище?

Сработало. Абориген выпрямился, безвольно опустил руки, сказал:

— Лавунюшка моя… Захворамши… А мене прогнамши…

— Так, ну-ка рассказывай! — потребовал Игорь.

Федюню прорвало — заговорил все быстрее, едва не захлебывался.

— С поутре пошкандыбался я к ёй, свататься, я по ужинным дням завсёгда сватаюся, а то и по гладным тож, пришкандыбал, дай, думаю, оградку ёйную перескочу, эким, думаю, добрым молодцем покажуся, и перескочимши, да ножкой зачепимшися, да упамши, колешко расшибимши…

Он судорожно набрал воздуха, продолжил:

— Лёжу на брюхе, боляве мене — и-и! Слышно — дверка отворимшися, ноженьки топочут Лавунюшкины, голосишко ёйный милой: ай расшибимшися, Федюнюшко? Взыграло мене, подвскочимши я, да к ёй, красавице моёй, кинумшися, колешку не чуюмши, да Лавунюшку обнямши, а ёна мене тож обнямши, плачем обоё. А я ёй тихохонько: Лавунюшка… А ёна мене тихохонько: Федюнюшко… Я ёй: Лавунюшка… Ёна мене: Федюнюшко…

Рассказчик задохнулся, всхлипнул, стал икать. А Игорь подумал: ну в чистом виде кино. Санюшка — Митюнюшка — Санюшка — Митюнюшка… Мелькнуло: опять советская классика; этот-то чудик, положим, по «гляделке» смотрел, а вот у меня — не пойми откуда. Но как мелькнуло, так и погасло. Федюня справился с икотой, возобновил повествование.

— Ну, думаю, добимшися я свово, таперя обженюся. Тут-то беда и постряслася. Обмякши невёстушка моя, ручки от мене отпустимши, да и сползамши по мене на мать сыру зёмлю, ни жива ни мёртва. Лежит, сердечко мое, то ль дышит, то ль коченёет, не пойму. Я уж рядком на колешки памши, головушку ёйную обнямши, слезы такося и капаюмши. Тута народцу набёгло страсть, слышу — погнали мальца-гонца за лекаркой. Я бы и то побёг, да куды мене за мальцом-то угнатися, да с колешком болявым, да пальтешку порвамши, гля… — Он показал на дырку в своей хламидке. — Прибёгла Мерюлька-лекарка, с ей ишшо друга, таку не знам.

Мерюлька-лекарка… Странное имя… Но — врач! И созвучие имеется, пусть отдаленное. С Федюни что взять, он любое слово перековеркает… Эх, разминулись с этой Мерюлькой… Ненамного же опоздал! На час раньше вернуться бы! Дальше давай, Федюня, дальше! Тот, впрочем, и не собирался останавливаться,

— Мерюлька кричит, подь, мол, вон, дедуля, мешаш нам! Ишь како, дедуля ёй… Учали ёнё Лавуню мою пользовати, дале в фатерку понёсши. Долго ли, коротко ли, выпёрлися из фатерки, злые, страшные. Мерюлька мене рыкаёт: живая твоя жонка, кушать хотит, подь, мол, к ёй, корми ёя. И убёгли. А я-то в фатерку Лавунюшкину побёг, а ёна мене с порога кричит, подь, мол, вон отседова! Ты, кричит, как есть виноватый! Заплакамши я, да и ушкандыбамшися, таперя тута маюся. Колешко аж свёрбится, сердечко колотится…

Умолк обессиленно.

— Так позвать сюда снова ту Мерюльку, колено твое полечить! — предложил Игорь.

Федюня помотал головой, ответил решительно:

— Ни в жисть! Злые ёнё… Лутшэе сдохнуся! Тем боле, жисть не мила…

От него сейчас ничего не добьешься, понял Игорь. Стресс, шок, депрессия… Все же сделал попытку:

— И потолковать нет желания?

— Какоё тама толковати…

— Ладно, — сказал Игорь. — Не горюй, все уладится. Жива твоя ненаглядная, это главное. Успеешь еще на ней жениться, все к тому идет. А колено твое — покажи-ка мне.

Оба колена выглядели жутковато — просто потому, что нечеловеческими были… Но правое, действительно, заметно распухло. Игорь деликатно ощупал ушибленное место. Болевого синдрома не добился. Достал аптечку, нанес мазь противовоспалительную-обезболивающую, усмехнулся — вот же чудное какое первое применение современных медсредств большого мира здесь, в мире выморочном. Подумал: сердечное что-нибудь ему дать? Решил не рисковать: мазь — одна история, да и неизвестно, впитается ли через эти складки кожи, а впихивать что-то людское вовнутрь нелюдского организма… железо жрущего… нет, лучше воздержаться.

Тихо проговорил:

— Федюня, дорогой, очень важно, еще раз тебя спрашиваю: где мне ту Мерюльку-лекарку разыскать?

— Баямши тобе надысь, — безучастно откликнулся тот. — На отшибе, бо муданка ёна. А где есть тот отшиб, тогось не знам. Мож, кто знат, а я не знам.

— А Шушульку?

— Тож баямши. Тож не знам.

Ступор, понял Игорь. Ну, пусть приходит в себя. Бедняга…

— Отдыхай, друг, — сказал он. — Колено скоро успокоится. Ты полежи пока, не нагружай его.

Федюня тяжело поднялся, прохромал к двери, скрылся в «фатерке».