Мари-Бланш

Ближе к середине моей беременности Билл перестал приезжать днем в коттедж и заниматься со мной любовью, опасался навредить ребенку. Так что я лишилась даже этого небольшого развлечения. Теперь он приезжает в Уинчестер, как только удается вырваться хоть на пять минут, приезжает повидать сына, поиграть с ним, рассмешить его, а это легко, ведь Билли веселый малыш. Билл приезжает уже не ради меня, он мчится сюда и выскакивает из джипа, как, бывало, спрыгивал с велосипеда возле коттеджа, со счастливой улыбкой на лице, но теперь не обнимает меня, не смеется, как раньше, а спешит к сынишке, на меня вообще почти не смотрит. Действительно, уделяет больше внимания цветной няне Сисси, чем собственной жене.

— Чем вы с Билли сегодня занимались, Сисси? — спрашивает Билл, подхватив мальчика на руки и тетешкая.

— Мы долго гуляли в коляске, мистер Фергюс, — отвечает она, — с Нади. Миссис Фергюс тоже была с нами. — Обо мне они говорят так, будто меня в комнате нет, будто я ребенок.

— Отлично, Сисси. Билли скушал весь свой ланч?

— Вы же знаете, мистер Фергюс, конечно, скушал. Все до крошки. Этот мальчик любит кашку!

Потом Билл говорит:

— Ладно, я ведь на минутку, пора обратно на базу. — Он крепко целует Билли, передает его Сисси и, если вспомнит, быстро чмокает меня в щеку и говорит: — Хорошего дня, лапочка!

А я думаю: хорошего дня для чего? Для гулянья с Сисси, толкающей коляску с младенцем? Очень весело. Потом Билли еще раз целует сына, выбегает на улицу, запрыгивает в джип, закуривает «Кэмел» от зажигалки «Зиппо» и мчится прочь, так же быстро, как и приехал.

Знаю, я испорченная, неблагодарная, инфантильная маленькая дрянь, которой никак не следовало выходить замуж, а тем более заводить ребенка. Мамà права, мне надо было, по крайней мере, выйти за богача и иметь полный дом прислуги, выполняющей черную работу.

2

Мамà приезжает из Чикаго посмотреть на ребенка. Она еще не видела его, потому что, когда Билли родился, они с дядей Леандером были в Нью-Йорке. Я ужасно нервничаю. Хочу, чтобы в коттедже все было хорошо, и велела Сисси как следует прибраться. Коттедж маленький, места не очень много, но мамà настаивает остановиться у нас. Сисси переезжает в детскую, где для нее поставили армейскую койку, а мы с Биллом располагаемся в ее комнате, уступаем свою мамà. Всего-то на несколько дней, но Билл от визита мамà не в восторге.

— Не понимаю, почему твоя мать не остановится в городе, в одной из гостиниц, — говорит он, — И меня она недолюбливает, так почему упорно хочет остановиться у нас, в нашем доме?

— Она приезжает не к нам, — объясняю я. — Она приезжает посмотреть на ребенка и хочет провести с ним как можно больше времени.

— Ладно, по крайней мере, я в основном буду на базе, — говорит Билл. — Нам с твоей матерью особо нечего сказать друг другу. За ужином будет трудновато поддерживать разговор.

В первый же день после приезда мамà, вернувшись с базы, Билл обнаружил, что в доме сделана полная перестановка и появилась кой-какая новая мебель, доставленная по заказу мамà одним из городских магазинов. Старую мебель сложили на фасадной террасе. А Билли был в новенькой «экипировке», которую она привезла из Чикаго, от «Маршалла Филдса».

— Распорядитесь, чтобы старую мебель увезли, — сказала мамà Биллу, по обыкновению не обращаясь к нему по имени, причем таким тоном, будто он слуга, а не мой муж и хозяин дома.

— Это съемный меблированный дом, Рене, — ответил Билл. — Я не могу выбросить мебель домовладельца.

— Ну, это просто. Если он хочет сохранить свою мебель, скажите, чтобы он сам ее вывез. Она дешевая и некрасивая. Я не хочу, чтобы мой внук рос в арендованном доме в окружении дешевой уродливой мебели.

— Это всего-навсего маленький съемный коттедж, — пробормотал Билл, — я бы не назвал его арендованным. И мы не останемся здесь навсегда, Рене.

Вот так обычно идут разговоры с мамà. Она обладает необыкновенной способностью заставить людей защищаться, стыдиться самих себя и своих обстоятельств. Раньше Билл скорее гордился нашим маленьким коттеджем, нашим первым настоящим семейным домом. «Не больно красивый, — сказал он, когда впервые показал его мне. — Но чистый и светлый». Теперь же, конечно, как и я, он будет вынужден в глубине души смотреть на него глазами мамà — как на арендованное жилье.

Кроме того, мамà купила в городе для Сисси черно-белую форму служанки. Сисси — милая, респектабельная цветная девушка, чистенькая и аккуратная, но мамà считает, что слугам не пристало носить свою обычную одежду, они должны ходить в форме.

— Господи, — проворчал Билл тем вечером в нашей комнате, — остальные армейские семьи и без того считают, что мы выпендриваемся, раз у нас есть няня. Большинство других мамаш, как тебе известно, сами заботятся о своих детях. А теперь твоей матери вдобавок приспичило, чтобы Сисси была одета как какая-нибудь французская горничная. Я не позволю ей носить форму. Это оскорбительно.

— Пожалуйста, дорогой, — попросила я. — Пусть она ее поносит, пока мамà здесь. Всего несколько дней. А потом будет опять носить свою одежду.