Мари в вышине

Так мы обменивались скудными общими воспоминаниями около часа, веселясь от всей души. Я все смотрел и смотрел на нее. Это было поразительно: ее тело покрывал легкий пушок, даже там, где он обычно бывает густым. Я спросил себя, использовала ли она бритву хоть раз в жизни. Да ей и не нужно было. Это так очаровательно. Наверняка женщины очень отличаются друг от друга с этой точки зрения.

Философски размышляя о волосяном покрове Мари, я дошел до вопроса, а был ли я действительно сыном своего отца, мохнатого, как кабан. А у меня на торсе ни волоска. И чтобы обзавестись трехдневной щетиной, мне требуется дней шесть. Что-то здесь не вязалось, и меня это вполне устраивало. Я предпочитал быть сыном неизвестного, которого мог нарисовать в своем воображении каким угодно, нежели сыном этого жирного, пропитанного алкоголем борова, который искромсал мне подбородок. В тот день я решил, что моя мать переспала с кем-то за девять месяцев до моего рождения. И мне полегчало. Мне стало просто здорово. Мари своим легким пушком сейчас заново переписывала «Гернику».

А потом я обнял ее, как тогда, когда мы вернулись из страны басков. Но сегодня вечером я сжимал в объятиях не плюшевого мишку, а женщину, которую желал, и я был самым счастливым мужчиной в галактике. Столкновение прошло успешно, космический корабль прибыл на звезду и собирался там и остаться. Нет, я не вернусь на Землю. И не уговаривайте, Мыс Канаверал, я… хр-р-р-р… вы… пф-ф-ф-ф… слышимость… уфх-х-х-х… плохая… пс-с-с-с.

37

Будильник прозвонил в пять, что он проделывал ежедневно с тех пор, как ферма перешла ко мне. И это было первое утро, когда я пожалела, что у меня коровы. Я хотела только одного: остаться тут и прижиматься к нему. К нему и его подбородку со шрамом. К нему и его лоснящимся грудным мышцам, которые двигаются сами по себе.

Ну что может случиться, если я не пойду их доить? Одно-единственное утро! Только одно! Может случиться, Мари! Ты прекрасно знаешь, что им будет больно весь день, а завтра утром твоя молочная цистерна окажется наполовину пустой. Не говоря о риске маститов и прочих воспалений вымени. Когда Антуану тяжело вставать, он считает до трех, а потом вскакивает одним прыжком. Я прижалась губами к его щеке, досчитала до трех и встала. Вроде сработало. Он попытался положить на меня руку, но я уже стояла. Рука упала на кровать, а он провалился в сон. Счастливчик!

Я слегка витала в облаках и чуть не забыла закрыть вентили в цистерне. Весь удой оказался бы в дворовой канаве. Вот кошкам была бы радость. Я провозилась на двадцать минут дольше обычного. Коровы били копытами. Ну конечно, я забыла их отвязать, и доильные аппараты работали впустую. Если теория заговора верна, начаться должно сегодня, им есть за что на меня злиться. А я ничего не могла поделать, у меня в голове прокручивалась наша ночь. Я была счастлива, что дождалась, что смогла поговорить с ним о моем прошлом, – но еще и испытывала облегчение, что он приехал и взял все в свои руки. В частности – мои груди и ягодицы. Без крышки я чувствовала себя куда легче. Он был тем, что искала, лекарством от Жюстена. Деликатный и нежный. Немного похож на Антуана, но с Антуаном я не могла строить фантастические планы, представлять себе наше общее будущее и конец моего ночного одиночества. С Оливье я была в другой галактике. И тут коровы напомнили мне, что у них свой млечный путь! И что не грех бы мне сосредоточиться на делах!

Когда я вернулась в дом, Сюзи уже встала.

– Смотри, мама, что я нашла на столике у двери.

Черт, а я спросонок ничего не заметила.

– Это мой портрет. Оливье нарисовал, да? И вчера вечером завез?

– Он и сейчас еще здесь. Спит в моей спальне.

Сюзи послала мне широкую заговорщицкую улыбку, и тут я поняла, что она и впрямь развита не по годам.

– Я пошла обратно к коровам, а ты не буди его, ладно?

– Конечно, мам, не беспокойся.

Именно.

38

Я услышал, как кто-то скребется в дверь.

Альберт был на дойке.

Никаких кошек в доме нет, они ожидают теплого молока непосредственно от производителя.

Гигантский паук?!

Потом ручка тихонько повернулась. Я сделал вид, что сплю, но чуть приоткрыл один глаз. Сюзи несла поднос по размеру больше, чем она сама. Полный стакан апельсинового сока и три ломтя сдобной булки. Я вспомнил о муке. Этим утром мне достанется только ее часть. У моего живота хорошая память.

– Ты спишь? – прошептала она еле слышно.

Я не ответил.

– Ты спишь?

Она сдвинула реостат на одно деление.

Потом еще на одно.

– Ты еще спишь?

– Мм-да…

Она мне поверила. О-ля-ля! Так пользоваться наивностью маленькой девочки! Но соблазн был велик… Тогда она присела на краешек постели, с подносом на коленях, несколько секунд колебалась, глянула на меня, на поднос, потом отпила глоток апельсинового сока и отщипнула кусочек булки. Это было очаровательно.