Мари

Общаясь с ними, я значительно усовершенствовал свои познания в их красивом, но трудном языке. Я сейчас не намереваюсь описывать детали этой экспедиции, во время которой не было никаких сражений, да и вообще ничего серьезного не случилось. Мы прибыли к Сиконьеле и изложили суть нашего задания. Когда он увидел, сколь мы многочисленны и хорошо вооружены, и что за нами вся мощь зулусской армии, этот коварный старый мошенник подумал, что лучше без сопротивления отдать угнанный скот вместе с лошадьми, которых он украл у буров. Так что, получив все это, мы доверили зулусским капитанам скот и лошадей, с инструкциями, чтобы они осторожно гнали возвращенных животных в Умгингундхлову.

Наш комендант, Ретиф, отправил с этими людьми послание, в котором сообщал, что выполнив свою часть соглашения, он будет ожидать Дингаана, чтобы по возможности скорее заключить с ним договор о земле. Покончив с этим делом, Ретиф взял меня и еще несколько буров, чтобы посетить другие поселения эмигрантов-голландцев, находящиеся за Драконовыми горами, там, где теперь располагается территория Трансвааля. Эти буры были довольно широко рассеяны, и в каждом их лагере мы вынуждены были задерживаться по несколько дней, пока Ретиф все объяснил их вожакам.

Ретиф также договорился о переезде в Наталь, как только он добьется от Дингаана формально уступки этой части страны. И многие из них начали переселение сразу же, хотя подозрительность и недоверие между различными комендантами способствовали созданию отдельных отрядов, которые, к счастью для них, оставались на более отдаленной стороне гор.

Наконец, уладив все дела, мы уехали и достигли своего лагеря в один прекрасный субботний день. Здесь, к моей радости, все было в полном порядке. Ничего не было слышно об Эрнане Перейре, зулусы же, судя по прибывшим к нам посланцам, казалось, были настроены вполне дружелюбно. Мари теперь полностью оправилась после всех страхов и трудностей. Никогда еще я не видел ее такой милой и красивой, какой она вышла приветствовать меня, уже не в лохмотьях, а принаряженная в простое, но очаровательное платьице, сшитое из какой-то материи, которую ей посчастливилось купить у бродячего торговца, прибывшего в лагерь из Дурбана. Кроме того, я думаю, что была и другая причина для изменения, с тех пор как свет восходящего счастья засиял в ее глазах.

День был, как я уже сказал, субботний, а в понедельник должно было наступить ее совершеннолетие и она будет вольна распоряжаться собою в вопросе замужества, ибо в тот день потеряет силу обещание, которое мы дали ее отцу. Но, увы! По проклятому своенравию судьбы, именно в этот понедельник, в полдень, комендант Ретиф назначил поездку в Зулуленд к Дингаану, а с ним имел честь ехать и я…

— Мари, — сказал я, — не смягчится ли твой отец и не разрешит ли нам жениться завтра, чтобы мы смогли побыть хоть несколько часов вместе перед расставанием?

— Я не знаю, мой дорогой, — ответила она, залившись румянцем, — ибо в этом вопросе он очень странный и упрямый. Знай, что все время, пока ты отсутствовал, он никогда даже не упомянул твоего имени, а, если кто-либо произносил его, он тут же поднимался и уходил!

— Это плохо, — сказал я. — Однако, если ты желаешь, мы можем попытаться.

— Да, да, Аллан, я желаю этого, я больна из-за того, что нахожусь так близко к тебе, и, однако, так далеко… Но как лучше нам это сделать?

— Я думаю, мы попросим коменданта Ретифа и фру Принслоо похлопотать за нас, Мари, поищем их.

Она кивнула головой, и, рука об руку, мы прошли мимо буров, которые многозначительно подталкивали друг друга и дружелюбно подсмеивались над нами, когда мы направились к тому месту, где старая фру попивала кофе, сидя на табуретке возле своего фургона. Я припоминаю, что ее фартук был растянут на коленях; так как у нее тоже было новое платье, которое она боялась замарать.

— Прекрасно, мои дорогие, — сказала она своим громким голосом, — вы что, уже поженились, что повисли так тесно один на другом?

— Нет, тетушка, — ответил я, — но мы хотим этого и пришли к вам, чтобы вы помогли!

— И я это сделаю от всего сердца, хотя, сказать по правде, молодые люди, в вашем возрасте я и сама все сделала бы, как я вам уже говорила раньше. Какое может иметь значение, как отправляется бракосочетание, в глазах самого Бога? Ведь это самец и самка должны объявить себя мужем и женой перед всем народом и жить в качестве таковых… Пастор и его бормотание — все это очень хорошо, но настоящее бракосочетание, — это взаимное пожатие рук, а не насаживание на них колец, это взаимная клятва двух сердец, а не прочитанные по книге слова! Однако, это смелые слова, за которые какой-нибудь преподобный побранил бы меня, ибо, если молодые люди все поступали бы так, что стало бы с заработком священников? Пойдем, давайте поищем коменданта и послушаем, что скажет он… Аллан, подними меня с этой табуретки, где после таких длительных странствий, я в состоянии сидеть до тех пор, пока над моей головой не построят крышу, и так до конца жизни…