Марья-искусница

– Здеся, – он любовно и бережно погладил тетрадь в потрескавшемся, коленкоровом переплете. – Тут вся моя жизнь у наковальни прописана. Ковка горячая и холодная, протяжка проволоки, изготовление решеток и наличников, садовых скамеек и столиков. Вникай, внучка, что всё это сделано из железа. Металл – он ведь ласку любит, бережное отношение к нему. Как ты к нему повернешься, так он тебе и отзовется. Изучай, – добродушно проворчал Никанорыч, протягивая девушке заветный манускрипт.– Придет время, ты будешь в кузне хозяиновать. О-хо-хо, – утробно выдохнул старик. – Помощника тебе надо присматривать. Ноги у меня совсем никудышные стали, – он, страдальчески сморщась, потер коленки. – Сеньку бы к этому делу приучить, боюсь, не справится он. Нету у него духу, воли не хватит.

– Так Васятка придет, с ним и будем работать, – негромко вставила девушка и покраснела.

– Что, Васятка! – вскинулся старый кузнец. – Когда он придет?! Робить-то каждый день надо. Ты думаешь, что война завтра закончится? Нет, внучка. Много силы понадобится народу русскому, чтобы эту нечисть до конца извести. Ладно, ты тута почитай, покумекай насчет помощника, а я пойду потихоньку. В спину еще стрелять начало, знать к непогоде, – держась за спину и осторожно переставляя плохо гнущиеся ноги, Никанорыч вышел.

Девушка просидела в полутемной, освещаемой лишь слабым пламенем затухающего горна кузнице до глубокой ночи, с трудом разбирая каракули Никанорыча и рассматривая наброски различных изделий из металла.

«Были же мастера в России?» – изумлялась она, разглядывая в журнальных вырезках диковинно-переплетенные орнаменты металлических узоров.

Затем ее мысли потекли совсем в другом направлении.

– А ведь, пожалуй, прав Никанорыч насчет помощника. Старику уже восемьдесят и неизвестно, сколько он еще проработает. И насчет Сеньки прав, – Маша вспомнила похотливо-оценивающий взгляд Семена и брезгливо передернула плечами, невольно вспоминая.

Однажды, вычищая горн от шлака, Маша задержалась в кузнице допоздна. Выбросив сгоревшие останки древесного угля на улицу, девушка решила навести в помещении относительный порядок и с упоением принялась за работу. Протирая закопченное стекло в крохотном оконце, Маша почувствовала присутствие в кузнице постороннего человека и резко обернулась.

Позади нее стоял Сенька и, насмешливо улыбаясь, приценивающе, в упор разглядывал покрасневшую от злости девушку.

– Хороша, Маша, – процедил он. – Еще немного и будет наша, – приблизившись вплотную, Семен попытался обнять ее.

Маша проворно отскочила в сторону и, схватив кувалду, угрожающе взмахнула ею перед собой.

– Только тронь! – гневно процедила разъяренная девушка. – Зашибу!

– Ой, ой, какие мы недотроги! Давно ли с Васькой-то кувыркаться перестала?! – Сенька насмешливо выплевывал унизительные слова. – Чем он лучше меня? Разве что не хромой? Так в постели-то не видать. Чего ты кобенишься? Никто не узнает, – он снова сделал попытку обнять девушку.