— Дайте-ка подумать, — сказал сержант. — Молодой парень спустил курок, а вот этот грязный старый дурак в красной феске, значит, мозг всей операции. — Он закинул голову и разразился хохотом. Веселился он явно от гашиша, раз даже Хаджар не поддержал его.
— Очень хорошо, — сказал последний. — Они ваши. — Лейтенант повернулся ко мне: — Прежде чем мы расстанемся, Одран, я скажу тебе еще кое-что. Знаешь, за что я первым делом примусь завтра?
В жизни не видел такой гнусной ухмылки.
— Нет, а что? — спросил я.
— Я собираюсь прикрыть твой клуб. А знаешь, что я сделаю потом? — Он подождал, но я не стал продолжать игру. — Ладно, я тебе скажу. Я собираюсь арестовать твою Ясмин за проституцию, а когда затащу ее в свою глубокую норку, то посмотрю, что в ней так тебе нравилось.
Я очень гордился собой. Год или два назад я дал бы ему в зубы, несмотря на присутствие головореза. Теперь я повзрослел, и потому просто стоял, бесстрастно глядя в его сумасшедшие глаза. Стоял и повторял себе: «Ты убьешь его в следующий раз. Ты убьешь его в следующий раз». Это удержало меня от глупостей, особенно под прицелом двух дул.
— Подумай об этом, Одран! — воскликнул Хаджар, когда они с кади снова взобрались по трапу на борт. Я даже не обернулся.
— Ты поступил мудро, племянник, — сказал Фридландер-Бей.
Я посмотрел на него и понял, что мое поведение произвело на него приятное впечатление.
— Я многому научился от вас, дед мой, — сказал я. Это ему тоже понравилось.
— Ладно, — сказал местный сержант, — пошли. Я не хотел бы тут оставаться, когда этот насос взлетит. — Он показал дулом винтовки в сторону темного здания, и мы с Папой двинулись впереди него через взлетную полосу.
Внутри было темно, но сержант аль-Бишах не стал включать свет.
— Идите по стеночке, — сказал он.
Я ощупью шел по узкому коридору, до поворота. За поворотом оказалась маленькая комната с видавшим виды столом, телефоном, механическим вентилятором и маленькой сломанной голосистемой. Рядом стоял стул, и сержант тяжело плюхнулся на него. В углу оказался другой стул, и я усадил на него Папу. Я стоял, прислонившись к грязной оштукатуренной стене.
— Теперь, — сказал коп, — я скажу, что с вами сделаю. Вы сейчас в Наджране, а не в какой-нибудь захудалой деревне. В Наджране вы никто, зато я — кое-что значу. Посмотрим, сможете ли вы мне пригодиться, а если нет, пойдете в тюрьму.
— Сколько при тебе денег, племянник? — спросил Папа.
— Немного. — Я взял с собой мало денег, поскольку думал, что во дворце эмира они мне будут не нужны. Обычно я носил деньги в карманах своей галабейи, как раз на такой случай. Я пересчитал то, что было в левом кармане, получилось немногим больше ста девяноста киамов. Я не собирался показывать этой собаке, что в другом кармане у меня есть еще деньги.
— Даже настоящих денег нет? — возопил аль-Бишах. Однако он сгреб монеты в ящик стола. — А старикан?
— У меня совсем нет денег, — ответил Папа.
— Очень плохо.
Сержант вынул зажигалку и поджег гашиш в
— Можете идти по камерам, у меня их две. Или у вас есть еще чего-нибудь, что может мне понравиться?
Я подумал о своем церемониальном кинжале.
— Как насчет этого? — спросил я, выложив его на стол.
Он покачал головой.
— Деньги, — сказал он, отпихивая кинжал.
Я подумал, что он делает большую ошибку, поскольку кинжал был украшен золотом и драгоценными камнями. Может, ему негде было спрятать такую дорогую вещь… — Или кредит, — добавил он. — У вас есть банк, в который можно позвонить?
— Да, — ответил Фридландер-Бей. — Звонок будет стоить дорого, но вы сможете через банковый компьютер перевести деньги на свой счет.
Мундштук выпал изо рта аль-Бишаха. Он выпрямился.
— Вот это мне нравится! Только за звонок платишь ты. Отправь счет на свое имя, ладно?
Жирный коп подвинул к нему телефон, и Папа перечислил длинный ряд цифр.
— Теперь, — сказал Папа сержанту, — сколько вы хотите?
— Хорошую, жирную взятку! — сказал он. — Такую, чтобы я почувствовал. Если будет мало, пойдете за решетку. Можете засесть тут навсегда. Кто узнает, где вы? Кто заплатит за вашу свободу? Это ваш шанс, братец.
Фридландер-Бей посмотрел на него с нескрываемым отвращением.
— Пять тысяч киамов, — сказал он.
— Дай-ка подумать, сколько это в настоящих деньгах? — Он помолчал несколько секунд. — Не, лучше возьмем десять тысяч.
Я уверен, что Папа заплатил бы и сто, но коп даже и подумать не мог столько запросить. Папа помедлил, затем кивнул.
— Ладно, десять тысяч. — Он снова заговорил по телефону, затем передал его сержанту.
— Что? — спросил аль-Бишах.
— Назовите компьютеру номер вашего счета, — сказал Папа.
— А, тогда ладно. — Когда перевод денег был закончен, этот жирный дурак сделал еще один звонок. Я не расслышал, о чем шла речь. Он повесил трубку и сказал: — Я тут вызвал вам кое-какой транспорт. Вы мне тут, в Наджране, не нужны. Отпустить вас с этого летного поля я тоже не могу.
— Ладно, — сказал я. — Тогда куда?
Аль-Бишах продемонстрировал мне все свои короткие, гнилые зубы.