Мариэтта

Я слушал тогда Чудакову и думал, как вяло и убого живу, хотя моложе ее почти на четверть века. Я слушал и не мог понять, почему Бог наделяет одних людей такой уникальной способностью к жизни и к самореализации, а других не наделяет. Я думал потом над этим несколько лет и наконец понял, что такую способность она в полной мере заслужила масштабом своей личности. Точнее, даже тем, что она не позволяла себе успокоиться, приуныть, опуститься в пессимизм под давлением тех внешних обстоятельств, которые всех нас сегодня угнетают. Она творила себя и вместе с этим творила окружающий мир. Творила из ничего. Из скуки провинциальной жизни, из политических разочарований, из тягот трудовых будней. Когда Мариэтта Омаровна говорила с нами, казалось, что все это уходит куда-то в сторону, и жизнь наполняется смыслом. Она постоянно напоминала нам, как много от нас зависит, от наших действий, от нашего настроя. И хотя умом с ней далеко не всегда можно было согласиться, каждый раз с тех пор, когда меня одолевало чувство безнадеги, я вспоминал эту маленькую старушку с железной волей и неистощимой энергией. Мне становилось стыдно за свою слабость, и вновь пробуждалось желание жить и реализовывать в жизни все то, что во мне заложено. Чудакова, бесспорно, была одним из тех людей, кто очень сильно на меня повлиял, хотя виделись мы нечасто и жили в разных городах.

Однажды, при очередном приезде в Москву, я заглянул к ней в гости. В крошечную квартирку, расположенную далеко от центра – где-то возле метро «Беляево». Там все было завалено книгами, и мне даже неудобно как-то было приносить Мариэтте Омаровне еще одну – мою собственную. Я с удивлением и восхищением осматривал огромную библиотеку, чудом каким-то втиснутую в крохотное жилое пространство. Хозяйка взглянула на меня, поняла мои мысли и пояснила: «Мы с мужем всю жизнь изучали литературу: он девятнадцатый век, я – двадцатый. Так и скопилось…»

Скопилось два века великой русской культуры в этой крохотной квартирке, в этом крохотном человеке, в этой великой душе. Что ни пиши сегодня про Мариэтту Омаровну – все будет неточно, поскольку вообще нельзя никакими словами передать ту энергию жизни, которая в ней была. Энергию, которая не исчезнет с ее кончиной, поскольку так или иначе она распространялась на всех нас – на людей, которым посчастливилось ее видеть и слышать.

Артем Упоров

Вроде бы я дождался, пока все легли спать. Самое время написать пост о Мариэтте Омаровне.

Картина первая. Я классе в десятом, очень хочу быть филологом, читаю Татьяну Толстую, Василия Розанова и… пожалуй, все. Вижу по телевизору в культовой «Школе злословия» Мариэтту Омаровну Чудакову. С пеной у рта делюсь увиденным с учительницей. Учительница сквозь зубы цедит: «Эта Чудакова некрасивая, похожа на уборщицу». Впервые думаю про взрослого человека: «Ну, ты и дура».

Выходит сериал «Мастер и Маргарита», слежу за полемикой Мариэтты Омаровны и Андрея Кураева. Та же учительница: «Ну ты понимаешь, что Кураев прав». С другой стороны, конечно, понимаю, что и сегодня хотел бы быть той учительницей, которая посмотрела сериал Бортко и полемику Чудаковой и Кураева.

Между делом покупаю книгу М.О. о том, как преподавать литературу. Читаю и ставлю на полку, потому что пока ничего не преподаю.

Становлюсь училкой, меня замечают и утаскивают в Москву. Достаточно оборзев, кидаю заявку в друзья Мариэтте Омаровне («Ну а чо?»). Принимает. Под одним из постов пишет, чтобы я ей позвонил и пришел за книжками. Звоню, прихожу за книжками.

Долго по телефону объясняет, где нужно правильно повернуть таксисту к ее дому. Я почти не слушаю содержание ее речи, потому что слышу голос великой Чудаковой, который спутать ни с чем невозможно, улыбаюсь тому, что она искренне думает, что я что-то буду объяснять таксисту.

Еду на встречу. Ничего таксисту не говорю, потому что <он> сам должен понимать, что я еду к Чудаковой. Приезжаю к ней на Миклухи-Маклая, это недалеко от меня, в общем-то. Выносит четыре книги, все сопровождены дарственными надписями за следующее число. Узнав, что у меня уже есть книжка для учителей, чуть не откусывает мне голову, потому что мало осталось этих книжек, а на меня с дарственной надписью переведена еще одна. Как и обещал, дарю свой экземпляр молодому коллеге по имени Федя.

Разговариваем, сидя на полутораметровом расстоянии друг от друга, минут сорок. Спрашивает обо всем, очень интересуется моей деятельностью. Плавно начинается гроза, но неистовую Мариэтту это не смущает. Уже под дождем она поднимается к себе обратно, а я ошарашенный знакомством с настоящей Чудаковой – под дождем плыву на остановку на улице Миклухи-Маклая.

Вспоминаю, что мы вообще-то с Мариэттой Омаровной знакомы с 2006 года, когда она ехала с гастролями по стране, а я выиграл викторину на филфаке УрФУ. Присылаю ей ее же автограф. Удивляется.

Простите, коллеги, за сентиментальность, но в эти дни я могу ее себе позволить.