Мария-Эстелла, или Призраки из прошлого

— Вашему дяде были нужны подчиненные с разносторонним образованием. А вот скажите — это же вы заставили его говорить? Он же не хотел ничего рассказывать? И у него не было никаких объективных причин это делать, кроме… кроме вас.

— Это теперь будет модно — списывать на меня все, чему нельзя дать объяснение? — слегка улыбнулась она.

— Если предположить, что причина в вас, все становится на свои места. Я же вчера, когда открыл дверь в ваш кабинет, видел, что вы на самом деле этого жирного гада пальцем не тронули. Я не знаю и знать не хочу, как именно вы это делаете, но раз делаете, значит, это возможно.

— А танцевать со мной не боитесь? — она снова улыбнулась, все еще осторожно.

— Я думаю, если вдруг я сделаю что-то не то — вы мне скажете. А если не скажете — Себастьяно меня спасет, — он тоже улыбался. — Вообще-то я хотел вам сказать, что мне плевать, как вы это делаете, но вы просто супер. Теперь я понимаю, почему Себастьяно готов ходить в бой с вами за спиной. Без вас мы бы сегодня этого сморчка не раскололи ни за что.

— Я думаю, у вас есть какие-нибудь свои средства убеждения.

— Но никто из нас не смог бы ими воспользоваться здесь, посреди толпы народа, а вы все устроили тихо и без шума. Вы молодец, с какого боку не посмотри.

Теперь она уже улыбнулась широко и открыто.

— Спасибо, дон Лодовико. Ваше мнение очень лестно для меня, правда. Особенно зная то, что вы мне очень долго не доверяли.

— Еще бы! А вы, похоже, вообще никому не доверяете. Сидите в своем кабинете, как в бастионе, и отстреливаете случайных прохожих. И, как магнитом, притягиваете всяких разных, которым так и хочется вас из этого бастиона вытащить. Начиная от наших ребят и заканчивая уродом Анджерри. Не говоря уже о Себастьяно. Как случилось, что вы сегодня без брони и без оружия?

— Сама не поняла. Случилось.

— Было очень… познавательно увидеть такую сторону вашей натуры. Спасибо за доверие.

— Но я была бы вам очень признательна, если бы это знание осталось при вас и дальше не пошло, — серьезно сказала она.

— Не вопрос. Все имеют право жить, как им хочется.

— Благодарю.

Музыка закончилась, он церемонно ей поклонился, отвел к столу и усадил.

— Я правильно думаю, что обсуждать будем потом, не здесь и не сейчас? — спросил он у Марни.

— Абсолютно правильно, — кивнул тот.

— Ну тогда на сегодня всё, я, как и собирался — пить и спать. Кто-нибудь со мной? Нет? Тогда до завтра, — Лодовико махнул им и отправился в номер.

* 20 *

— Донна Эла, Себастьяно — я тоже вас покидаю, — Карло сунул телефон в карман и поднялся. — До завтра, — он подмигнул им обоим и направился к выходу.

Элоиза подняла глаза на Себастьена. Он смотрел на нее, и она не могла прочитать по его лицу абсолютно ничего. Решилась и спросила:

— Вы не пожалели, что привезли меня сюда?

Он как будто очнулся.

— Я? Пожалел? Да о чем вы, Элоиза, я, может быть, счастлив впервые за бог весть сколько лет! Что может пожелать героиня сегодняшнего вечера? Вина? Сладостей? Фруктов? Или, может быть, вы не откажетесь потанцевать ещё и со мной?

— Не откажусь, — просияла она.

И вот третий за сегодняшний вечер мужчина ведет ее в танце. Сколько лет она уже ни с кем никак не танцевала, кроме зеркала? А тут вдруг раз — и полная корзинка кавалеров, да каких!

— Я пытаюсь прочесть ваш взгляд, но не понимаю до конца, — заметил он. — Ведь все хорошо?

— Да, просто замечательно! Я давно не танцевала просто так, не на тренировке, и совсем давно не танцевала с такими замечательными кавалерами. Никогда бы не подумала, что, например, господин Лодовико умеет и любит танцевать.

— Он на самом деле умеет и любит, они у меня вообще способные. И каковы ваши впечатления от танцев с моими друзьями?

— Если что — они ушли, а я осталась.

— Я заметил, спасибо. Мне на самом деле интересно, что вы о них думаете.

— Карло в танце — как карусель. Всё вертится, крутится, переливается и сияет, с ветерком и с куражом. Лодовико — это такая, знаете, скала, он не теряет ног, не сбивается с ритма, и за этой скалой вполне можно переждать небольшой ураган.

— А я?

— А вы… такая странная субстанция, в которой смешались глоток хорошего вина, очень легкий запах парфюма, сияние алмазных граней, невозможная уверенность, неодолимая сила, бархат голоса, две полных ложки искушения и три капли эйфории сверху, — говорила она негромко, как бы неспешно нанизывая на нить цепочку своих ассоциаций. Замолчала, сбилась с ноги, прикрыла рот ладонью, расширенные глаза смотрели прямо на него. — Ничего себе высказалась…

— Сразу видно философа, субстанцией меня еще не называли, — он говорил, а его глаза сияли. — Вам бы не отчёты со справками писать, а стихи, честное слово!

— А почему вы считаете, что я их никогда не писала? — возразила она.

— Хотел бы я послушать или почитать, — серьезно сказал он.

— Я… подумаю об этом, — кивнула она.

— А я ведь напомню, — улыбнулся он и закружил ее. — И просто запомню эту вашу фразу, буду ее вспоминать в тяжелые моменты жизни. Никто и никогда не говорил мне ничего подобного.