Мария Каллас

Мария Каллас в Вероне — очередной камешек в легендарной мозаике. Прибыв 27 июня 1947 года на теплоходе в Неаполь, Мария Каллас поехала в Верону вместе с Луизой Казелотти и Николой Росси-Лемени. Гаэтано Помари, представитель тамошнего фестиваля, пригласил на совместный ужин коммерсанта Менегини, большого поклонника оперы, что считалось признаком хорошего вкуса в кругу итальянских буржуа. Джордж Еллинек описывает его как плотного человека небольшого роста, с редеющими седыми волосами, но в то же время "остроумного, бодрого и энергичного". Он сразу же заинтересовался певицей, вернее, был ею очарован, а ей приписывают такие слова: Не прошло и пяти минут, как я поняла: это он". На следующий День он поехал с ней в Венецию, и с тех пор они стали неразлучны. Рядом со спокойным, уверенным в себе и галантно ухаживающим за ней мужчиной Мария чувствовала себя уютно и надежно, пусть это и не было романтической "любовью с первого взгляда", как пишет Еллинек. Стасинопулос утверждает в своей книге, что "до той поры любовников в жизни Каллас не было"; Надя Станчофф, напротив, цитирует певицу Афинской оперы Арду Мандикян: "Ну разумеется, у нее были свои увлечения! Среди них роман с баритоном Евангелиосом Мангливерасом, о котором знали все....Его лучшие годы к тому моменту уже остались позади, однако у него еще оставались верные поклонники. может, это была просто незначительная интрижка. Но для нее во всяком случае, все было очень серьезно. Впоследствии, когда он заболел и слег, а Каллас уже была мировой знаменитостью, он захотел еще раз ее увидеть, но она отказалась. Она вообще безобразно себя вела по отношению к нему. В этом смысле она всегда была крайне своеобразна".

Дебют в Вероне

Если в тебе есть магнетизм, то мир будет принадлежать тебе.

Джованни Баттиста Ламперти, "Вокальная мудрость"

В июле 1947 года начались репетиции "Джоконды" Амилькаре Понкьелли под руководством дирижера Туллио Серафина, которого в Германии принято, к сожалению, считать заурядным оперным капельмейстером. Певица описывала его как "vecchio lupo", старого волка с безошибочным чутьем, с каким-то инстинктивным нюхом не только на качество голоса, но прежде всего на технический навык и экспрессивные задатки певца и с удивительной способностью предчувствовать, что произойдет в следующую секунду. Встречу с этим дирижером певица называла "самой большой удачей" на заре своей карьеры. "Он научил меня: все, что поешь, должно быть выразительно и иметь глубокий смысл; я впитывала в себя все, что говорил этот человек".

Серафин принадлежал к основателям Веронского фестиваля в старом театре Арена ди Верона. В 1913 году он дирижировал там в постановке, с которой началась история фестиваля, - в "Аиде" Верди. В двадцатые годы, когда Артуро Тосканини управлял миланским "Ла Скала", Серафин работал в нью-йоркской "Метрополитен Опера". Уже тогда дирижер, женой которого была замечательная певица Елена Раковска, обнаружил удивительный нюх на хорошие голоса. Серафин сыграл решающую роль в карьере Розы Понсель и работал вместе с ней над партиями в "Норме", "Джоконде" и "Весталке". По поводу дебюта Понсель в "Метрополитен Опера" В.Д.Хендерсон заявил, что она "когда-нибудь еще научится петь". К своей первой "Норме она готовилась целых восемнадцать месяцев, и все это врем) Серафин помогал ей словом и делом; Хендерсон написал вое торженный отзыв об этой роли, и с тех пор она считалась певицей номер один "Метрополитен Опера". В своих мемуарах он признавалась, что первая хвалебная статья Хендерсона стал для нее самой большой радостью в этом сезоне и во всей ее ранней карьере. После этого Серафин работал и с Клаудией Муцио, наверное, самой значительной дивой веризма: ее исполнение арии Виолетты "Addio del passato" часто сравнивали с исполнением Каллас. Пение Муцио было необыкновенно выразительным, но в нем очень большую роль играла декламация; Каллас подходила к этой арии более музыкально, соотнося слово со звуком. По мнению автора, эти две трактовки вообще нельзя сравнивать — их можно разве что противопоставлять.

Услышав в первый раз двадцатитрехлетнюю Каллас, Серафин понял, что перед ним "исключительный голос. Отдельные ноты ей не совсем удавались (особенно с точки зрения итальянской аудитории), однако я мгновенно распознал в ней будущую великую певицу". И он приложил все усилия к тому, чтобы расчистить ей дорогу, надеясь, что из нее выйдет вторая Роза Понсель, и стал вторым Пигмалионом после Эльвиры де Идальго.