Мария Каллас

Более подробно слабые стороны ее голоса описал Никола Росси-Лемени, и его комментарий интересен потому, что несколько омрачает легенду о грандиозном успехе "Джоконды", премьера которой состоялась 2 августа 1947 года. Надя Станчофф цитирует Росси-Лемени, игравшего в спектакле вместе с Каллас: "В книгах всегда пишут, что именно эта "Джоконда" была ее настоящим прорывом. Ничего подобного. Даже в этой "Джоконде" она не имела успеха; более того, впоследствии ей пришлось очень усердно работать над своим голосом, чтобы избавиться наконец от неприятного призвука, замутнявшего, как ил, ее голос. Конечно, она и с технической точки зрения пела неправильно: мы называем это "с картофелиной во рту". Ноты все время съезжали, хотя она очень заботилась об опоре звучания. Это было связано с формированием резонансного пространства... Мария очень старалась его улучшить.., и я ни разу в жизни не видел, чтобы человек так упорно и непреклонно работал над собой". Эти рассуждения Росси-Лемени, переданные Станчофф (!), несколько странны. Видимо, речь идет о передней позиции голоса при жестком нёбе и об образующемся притом резонансе в так называемой маске. Можно предположить,что вначале Марии Каллас не удавалось легко поднять нёбную завесу.

В уже цитированной книге про американского тенора Ри-РДа Такера тоже написано, что дебют Марии Каллас сенсациеи не стал.

Джеймс А.Дрейк полагает, что своей мнимой грандиозностью он обязан позднейшей славе певицы. Он говорит, что Такер считал технику Каллас "любительской": "дивный лирический поток и безупречная техника Ренаты Тебальди" производили на него гораздо большее впечатление. Дрейк цитирует критика Ренато Раваццина, назвавшего Джоконду Каллас в "Иль газеттино" "интересной с актерской точки зрения, но не лучшей в силу очевидных технических недостатков" ролью.

Зато в статье в "Корьере делла Сера", цитируемой в работе Дэвида А. Лоу, Каллас и Такера назвали "блестящими вокалистами", заслужившими "овации". И снова у нас возникают трудности при попытке отделить факты от выдумки. Во всяком случае, после этих пяти спектаклей, стоивших Каллас растяжения лодыжки во время репетиции, ничего другого ей пока что не предлагали. Второй постановкой сезона был "Фауст" Шарля Гуно; Мефистофеля пел Росси-Лемени, Маргариту - Рената Тебальди, которую в предыдущем году по рекомендации Артуро Тосканини пригласили в "Ла Скала". Здесь в первый раз пересеклись пути обеих див, которые позже станут (или будут сделаны) соперницами.

Единственное новое предложение пришло из городка Вигевано под Миланом. Мария Каллас и там должна была петь Джоконду, но отказалась, надеясь на лучшее предложение. Однако ее надежды, подпитываемые Туллио Серафином, не оправдались. Прослушивание у Марио Лаброки, художественного руководителя "Ла Скала", не дало ничего, кроме ставших уже привычными указаний на вокальные недостатки. Правда, ей пообещали роль в "Бале-маскараде" Верди, но прошло два месяца, и ничего нового слышно не было. Проку от агентов, которых она посещала в Милане, было ничуть не больше, чем от похвал, которые ей повсюду рассыпал Туллио Серафин. Причина этого кроется, наверное, в чужеродности ее вокальной манеры для тогдашних ушей и в причудливости ее осциллирующего, металлического голоса. "В моем пении было что-то непривычное, -говорила Мария Каллас, - а им не нравилось ничего, что не вписывалось в их представления".

Своим вторым ангажементом Каллас обязана человеку сыгравшему решающую роль в ее карьере, - Туллио Серафину Маэстро добился постановки в венецианском театре "Ла Фениче "Тристана и Изольды" Рихарда Вагнера на итальянском языке. Роли она не знала, однако, не колеблясь приняла предложение, тем более что Серафин уверил ее, что ей понадобится не больше "месяца учения и тяжелой работы". Премьера, состоявшаяся 30 декабря 1947 года, и три дальнейших спектакля в январе 1948-го имели немалый успех. Ее сразу же пригласили на роль в "Турандот" Пуччини. И эти пять спектаклей, в которых дирижировал Нино Сандзоньо, укрепили ее авторитет. Только Луиза Казелотти впоследствии сказала: "Я насторожилась, услышав ее Турандот. Лучезарным высоким нотам, которые я слышала во время подготовки Марии к спектаклям в Чикаго, не хватало уверенности, они сильно тремолировали. Низкие ноты ей тоже не давались. Я поняла, что она находится на ложном пути, и сказала ей об этом". Мария Каллас пела партию неприступной принцессы 24 раза, причем только в 1948 и 1949 годах, когда ей нужно было добиться признания, и многое говорит о том, что она исполняла эту партию с абсолютной уверенностью, а не только за счет огромного усилия воли, как при записи в 1957 году.