Мария Каллас. Дневники. Письма

Каждая из этих окрасок разрабатывается Каллас как тема, которая разнообразится оттенками в зависимости от развития драмы в музыке, при этом разумеется, что Каллас действует во всеоружии своей изощренной и утонченной вокальной техники. Благодаря тому, что каждый элемент техники приобретает яркий эмоционально-психологический колорит, слушатель в конце концов забывает о вокальных ухищрениях певицы. Так к залигованной фразировке и чистому легато Каллас прибегает лишь тогда, когда пытается выразить открытое или сокровенное состояние души, мытарящейся страстью, варьируя при этом звучность голоса. Ее неправдоподобно исполняемые трели никогда не выступают простой демонстрацией фиоритурного стиля, но всегда семантически выражают эмоционально взволнованную душу, изливающую свое воодушевление в потоке звуков. Хроматическая гамма, каждая нота которой выпевается с поразительной чистотой и гибкостью, символизирует взвинченность чувств скорбящей или ликующей героини. А ее филировка звука, исполняемая при полном напряжении голосовых связок и затем постепенно перерождающаяся во вздох, легкий ропот, – она тоже служит драматическим акцентом большой выразительной силы.

Вспомните, как Мария Каллас поет последний акт своей «Нормы», где жрица друидов признается в своем страшном прегрешении. Когда друиды настойчиво требуют назвать имя совершившей нечестие жрицы, Норма отвечает: «Son io», и эта долго взятая нота, от своего полного звучания переходящая почти к шепоту, безошибочно выражает смятение несчастной женщины, смиренно признающейся в заблуждении, за которое ей придется заплатить жизнью.

Вероятно, мой пример недостаточно убедителен, тем не менее всякий, кто слышал тончайшие интерпретации Каллас непредубежденными ушами, знает, что весь музыкальный образ Нормы Каллас сплетен из таких мелких, тщательно продуманных оттенков, как знает и то, что забыть их невозможно. Скажем, разве можно забыть эту не поддающуюся словесному выражению патетическую окраску, которую Каллас нашла в дуэте с Поллионом во втором акте оперы «Pel tuo Dio, pel figli tuoi…». Норма яростно пытается убедить Поллиона отказаться от своей страсти к Адальжизе, напоминая «жестокому римлянину» о детях, связывающих их память о былой любви. Норма колеблется, привести или нет римскому консулу этот последний аргумент, и ее сложное душевное состояние, когда в ней борются любовь и гордость, замечательно передается в этой фразе, которую Каллас неожиданно поет mezza voce необъяснимо щемящей и тоскливой окраски. Этот пример достаточно красноречив, другие, пожалуй, очень трудно описать, но они производят свое воздействие на слушателя, даже если он не вполне отдает себе в этом отчет.

Мария Каллас с большой охотой делится в интервью своими соображениями о секретах вокала, любит поговорить о технике так, словно она имеет дело со сложной игрушкой, созданной ею в забаву себе и другим, но она никогда не говорит о своих раздумьях над ролью, прикидках и выборе звуковых средств, посредством которых создаются ее героини. Однажды, впрочем, она изменила этому правилу. Помнится, только что вышла грамзапись «Риголетто» Верди с ее участием. Внимательно прослушав пластинки несколько раз, я был поражен в числе многих откровений одной мелочью, четырьмя нотами, которые Джильда поет во второй сцене. Драматическая ситуация общеизвестна: герцог, тайно проникнув в сад Джильды, поражен красотой девушки и пылко признается ей в любви, но в ответ на герцогское «Io t’amo»[413] Джильда в смятении просит чересчур напористого господина покинуть сад, В тексте стоит: «Uscitere».

Это слово из уст уже влюбившейся девушки звучит в исполнении Каллас с необычной окраской – mezza voce, в котором угадываются робость, пылкость и какая-то незащищенность. Внезапная влюбленность Джильды в герцога, конечно, чувствуется, но есть что-то еще такое, что я никак не мог понять сам. Тогда я спросил у Каллас, почему она так своеобразно окрасила реплику, мало что значащую по ходу дела. Каллас ответила: «Потому что Джильда говорит ему «уйдите», а хочет сказать «останьтесь!». Заметьте, какое это глубокое, внутреннее проникновение в образ, какая в этом психологическая правда, замечательно контактирующая с наивным и страстным характером вердиевской героини, и как удивительно найден певицей этот целомудренный необычный колорит. Подобные находки Каллас свидетельствуют об огромной работе и кропотливом изучении партии, прежде чем она берется за ее исполнение.