Мария Кровавая

В августе восстание в западных землях было окончательно подавлено одновременно с волнениями в графстве Норфолк, где они приняли особенно широкий размах. Нечто похожее прежде происходило в средневековье. Мятежники во главе с богатым кожевником Робертом Кетом ринулись через скотоводческие пастбища в окрестностях Нориджа, сметая на своем пути заборы, ломая живые изгороди и уничтожая все пограничные знаки, обозначающие частные землевладения, которые прежде были общественными. Через некоторое время они сосредоточились в большом лагере на Маусхолд-Хит, в двух милях от Нориджа. Когда их численность возросла, мятежники организовали свободную коммуну, лидеры которой называли себя «представителями Великого королевского лагеря Маусхолд». На подавление восстания (а число мятежников составляло по одним источникам десять тысяч человек, а по другим — почти двадцать) была брошена большая армия во главе с Дадли. 24 августа он взял Норидж, а три дня спустя сразился с повстанческой армией Кета при Дассиндейле. Впрочем, сражением эту безжалостную бойню, которую устроил Дадли при активной помощи германских наемников, назвать было трудно. В конце дня на поле остались лежать более трех тысяч восставших, а уцелевшие побрели к своим домам. Их лидеры были схвачены и казнены. Кета повесили в замке Нориджа, а девять остальных — на «Дубе Реформации» на Маусхолд-Хит.

Восстания 1549 года подтвердили худшие опасения Совета. Народ молчит, но, оказывается, это вовсе ничего не значит. За покорностью кроется глубокое недовольство религиозными преобразованиями, проводимыми правительством, и это недовольство, если найдется вожак, легко может перейти в активное противостояние. В середине июля, в разгар волнений на западе и севере страны, стало неспокойно и в графствах, окружавших Лондон, что заставило встревожиться членов Совета — теперь уже за их собственную безопасность. По направлению к столице двинулись разъяренные беспорядочные толпы арендаторов. Они подошли так близко, что в одном из королевских парков в Элтоне, рядом с Гринвичем, сломали ограждение. Говорили, что они собираются осадить Лондон и потребовать освобождения из тюрем всех мятежников. Тогда вообще ходило много тревожных слухов (особенно в Южной Англии), включая и те, что будут бить иностранцев.

На самом деле народное недовольство было вызвано не только религиозными преобразованиями. Дело в том, что в течение уже нескольких десятилетий не прекращалось неуклонное разорение крестьянства, обострившееся из-за введения так называемого «огораживания», когда большие пространства пахотной земли, лугов и пастбищ, столетиями находившиеся в общественном пользовании, землевладельцы (лендлорды) обнесли заборами, устроив загоны для выпаса овец. При этом было снесено очень много небольших крестьянских хозяйств. В конце концов это привело к тому, что целые деревни либо вообще перестали существовать, либо сильно уменьшились в размерах. Общественные деятели того времени оплакивали сотни брошенных деревень по всей Англии. О когда-то цветущих деревнях напоминали лишь разрушенные церкви и покосившиеся дома. Порой от населенных пунктов вообще никаких следов не оставалось. «Я знаю города, — писал наблюдатель, — разрушенные настолько, что там не осталось ни одного бревна или камня».

Лишенные крова крестьяне бродили по дорогам в поисках хотя бы нескольких акров земли, где можно было бы начать новую жизнь. Некоторые спаслись тем, что перебрались в столицу, другим (а таких было гораздо больше) это не удалось, и они превратились в бродяг, которых все боялись (особенно правители) и потому относились к ним с жестокостью и недоверием. Пережившим бурю, то есть тем, кто все-таки смог удержаться на своих хозяйствах, пришлось страдать от непосильной тяжести налогов и арендной платы, которую с них драли алчные лендлорды. В «Молитвеннике» Эдуарда VI содержалась «Молитва о лендлордах», в которой Бога просили, чтобы он вразумил их и «они, представив себя на месте скромных арендаторов, не стали бы брать с них непомерно высокую плату за дома и земли и не увеличивали ее чуть ли не каждый месяц». Огораживание общественных территорий и высокая арендная плата привели к резкому сокращению обрабатываемых земель. Непрерывно росло число безработных крестьян, а количество продовольствия сокращалось. Современники подсчитали, что каждый прекращавший работу плуг лишал средств существования шестерых, а еще семеро лишались пропитания. И это в то время, когда рост населения в целом превышал средние показатели по стране за последние двести лет.