— Это не чайник. Но, похоже. Понятия не имею. Но вот спрашивать у них — любят ли они его — не стоит. Потому как они могут его ни разу и не кипятить, а пользоваться обычным чайником, но самовар — это самовар!
— Кстати, давай позовём русских на нашу свадьбу? Не будем нарушать традицию? Только вот современников? Хватит с меня бородатых послов из древности.
— Надо у отца спросить, кого он знает и кто сейчас в Мадриде. Так вот, не отвлекаемся! Коррида…
— А давай без нудных лекций? А? Ну бык. Ну, скачет за тореадором по круглой арене. Кровь, песок, золото и красная тряпка.
— Ох. Давай ты вообще помолчишь? Тебе про это говорить, похоже, совсем не стоит. Что не слово — так прямое оскорбление. Боюсь, что даже бык на тебя обидится!
— Ага. Это я ещё не упоминала про терции, отличия пикадора от матадора и основные техники работы с мулетой — тряпкой этой вашей красной.
— Это не тряпка! Это красный плащ, натянутый на деревянную палку! Нет, я тебе всё же обязательно прочту лекцию. Нельзя же быть такой невежей.
— Ладно. В спальне. Перед сном. Ты рассказывай, а я посплю, — съехидничала я.
— Я отцу пожалуюсь! — Артур закатил глаза.
— Ой, как страшно! Маленький мальчик побежал жаловаться папочке. Невеста корриду не любит. А что, кстати, Его Сиятельство по этому поводу говорит?
— Ну,… Он любит «Корриду в деревне» и «Корриду у шеста на площади». На этом всё.
— Это Веласкес?
— Не совсем. Это Эухенио Лукас Веласкес. Современный художник.
— Не густо. Ладно. Сейчас сама всё увижу и оценю.
И мы, выйдя из машины, направились к зданию арены.
Я не ждала, что мне понравится. И мне не понравилось. Нет, было очень зрелищно. Красивые, шитые золотом, одежды матадоров и тореадоров. Красная развевающаяся мулета. Но всё это время меня не покидало ощущение, что бык обречён. И, хотя Артур мне доказывал, что раньше сплошь и рядом случались несчастные случаи среди тореадоров, что даже у Гойи в его гравюрах «Тавромахии» есть несколько смертей на арене, — мне всё равно не верилось. И я стойко болела за быка. И когда в него швыряли пики, и потом, когда его закалывали. Бык мне импонировал больше этих разряженных мужчин.
Артур пожал плечами и сказал, что так бывает со многими вещами. Не только с корридой. Или ты приходишь в восторг и не задаёшь вопросов, или ты не понимаешь, сомневаешься, начинаешь копаться и задавать извечный вопрос: а зачем?
Я согласилась. Если огромное количество талантливых живописцев восхищались корридой, изображали её на своих полотнах, передавая всё буйство красок, энергии, магии и ликования толпы, то я не могла не согласиться — это захватывающее зрелище. Просто это не моё зрелище. Вот и всё.
— Идём. У нас запланирована встреча с Эскамильо де Салаверри по прозвищу Хабанера.
— А он выступал сегодня?
— Нет. Вот сейчас и выясним почему. У него квартира здесь, недалеко от арены.
— А что за прозвище такое «Хабанера»?
— Это по названию танца. Он так и называется — хабанера. А ещё это ария из новой оперы «Кармен». Её премьера прошла на днях в Лютеции. Композитора я не запомнил, но действие происходит у нас в Испании. И там есть и коррида, и страшная месть, и хабанера. Мне Клариса написала, что была и …
— Клариса? Что опять? — это имя действовало на меня как мулета на быка.
— Милая, мы пришли. Вот его квартира. Давай ты пики в меня дома втыкать будешь?
Я бы ответила, но дверь открылась, и на пороге предстал писаный красавец. Ой, мамочки! Разве такие мужчины вообще бывают? Чёрные волосы и глаза, римский профиль, высоченный рост, белая распахнутая на груди рубашка демонстрировала прокаченный пресс, от которого так млеют дамы, широкие плечи и, финальным аккордом, белозубая обаятельнейшая улыбка. Я открыла рот, да так и не смогла его закрыть. Ой, мама!
— Неска де Руари? — и это ходячее чудо, взяв мою безвольную лапку, поднесло её к совершенным чётко вылепленным горячим губам.
Ой, мама. Кажется, я влипла. Что это?
— Салаверри, убрал магию! Немедленно! — взревел Артур за моей спиной. — Не то я тебе шею-то сверну! Я не бык, так что мало не покажется!
— Фон Мёнерих, не кипятись! Я пошутил, — и этот идеал мужской красоты сделал шаг назад, пропуская нас в свою квартиру.
Только вот я продолжала хлопать глазами, и рот у меня не закрывался. Ой. Сейчас я, кажется, слюни начну пускать. Причём не в переносном, а в самом прямом смысле этого слова. Как бы мне его закрыть? Почему не выходит-то? И тут Артур, со всей своей дури, хм… силы… хм… магии…хм… ревности… да одни Праведники разберут, что это было. Но он врезал красавчику, прямо в его совершенное прекрасное лицо. И красавчик отлетел по коридору куда-то вглубь квартиры. А я выдохнула и закрыла рот, слава всем богам Олимпа, Египта, и храни Артура Праотец.
Я покачнулась и схватилась за Арта. Голова кружилась, и очень хотелось пить.
— Арт? Что это было? — жалобно спросила я.
— Мари, прости родная. Я должен был предвидеть. Он тот ещё …. Да и враждуем мы давно. Вот он и врубил очарование на всю мощь, на какую способен. Тебе лучше?
— Да, кажется. Это магия?